Аналогичный мир - Страница 138

138

Эркин усмехнулся, оглядывая вещи. Много набирается. Пожалуй… клетчатую рубашку и трусы, одну пару оставить. И джинсы. Чтоб было во что переодеться, когда вернётся. Повертел коробочку с помазком и бритвой. Ну, это ему не нужно. Как лежала, так пусть и лежит. Подарок всё-таки. От доктора. Откуда тому знать, что… Стоп, нечего об этом.

Он собрал и отнёс в кладовку то, что решил оставить, и начал укладывать в мешок отобранное.

Тут пришла Женя. И так и застыла в дверях, непонимающе глядя на разложенные на столе и табуретке его вещи и на него, сосредоточенно укладывающего мешок. Эркин как раз взял тряпку с вколотой в неё иголкой и намотанными на углы нитками, свернул в тугой аккуратный комок и, почувствовав взгляд Жени, поднял голову и повернулся к ней. И Женя увидела его лицо, отвердевшие плотно сжатые губы, вздутые от напряжения желваки, мрачно блестящие глаза.

— Что? Что это такое? Ты… уходишь?

— Я нанялся пасти стадо. На три месяца, до осени.

— Как это? — не поняла Женя. — Ты уходишь?

Она шагнула к нему, уронив на пол сумочку.

— Я нанялся, — тихо повторил он. — До осени.

— Нет, — она сказала это тихо, но он вздрогнул, как от крика, и Алиса вцепилась растопыренными пальцами в косяк, глядя на них расширенными глазами. — Нет, не пущу. Нет!

— Женя, — он шагнул к ней. — Женя, это работа. До осени. Хорошо заплатят…

— Нет, — перебила она его. — Нет, мне деньги не нужны.

Женя закусила губу, пересиливая, заставляя себя говорить спокойно. Он стоял перед ней, голый, в одних трусах, бессильно свесив мускулистые руки вдоль тела, но глядя ей в лицо с тем же выражением мрачной решимости.

— Мне не нужны твои деньги, — повторила Женя. — Я…

Но теперь он перебил ее.

— Я за твой счет жить не буду.

— Что я, не прокормлю…?

И снова он не дал ей договорить.

— Меня уже кормили. Двадцать пять лет. Хватит.

— Хорошо, но ты и здесь хорошо зарабатываешь.

— Сегодня за полдня пятёрку еле набрал, — усмехнулся он одними губами.

— Всё равно. Я не отпущу тебя. Найдёшь в городе работу…

— Женя! — и вырвалось то, чего он не хотел говорить. — Белая Смерть в городе.

— Что? Что ты такое?!…

— Женя, — он рванулся к ней, потому что ему показалось, что она падает.

Она бы и в самом деле упала, если бы он не подхватил её. Эркин смахнул с табуретки на пол лежавшие там рубашки, усадил Женю и опустился перед ней на колени, держа её за руки.

— Женя, что с тобой?

От его решимости уже ничего не осталось. И если она сейчас повторит своё "нет", он… он завтра утром вернёт задаток, десять… чёрт, он же потратился уже, ну, попросит у Жени, доложит и вернёт. И пусть давится беляк своими деньгами.

— Эркин, — Женя вздохнула, словно просыпаясь. — Ты знаешь, что такое "белая смерть"?

— Мне говорили… Так прозвали одного белого, говорили, где он, там… ну, после него трупы. Я подумал. Не будет меня, тебя не тронут. Надо переждать, пересидеть… Я ж только до осени, на три месяца…

— Эркин, — он сразу замолчал. Голос Жени спокоен и ровен, глаза смотрят куда-то поверх него. — Эркин, мне десять лет было, отец вот так ушёл. Сказал, что… что на неделю, а через два дня маме сказали, её вызвали даже и сказали, что отца… что его нет. Я спросила, почему, и она ответила: "Белая смерть". И велела никому ничего не говорить и ни о чём никого не спрашивать. И она забрала меня из школы и отправила в другую. В интернат. Очень далеко. Там мне и написали вместо Евгения Маликова Джен Малик. Я писала домой, маме. На два письма она ответила. Учись хорошо, слушайся учителей. А потом пришла… бумага, что адресат выбыл. Я написала соседке. А она прислала… Я не поняла сначала. Глупое такое, бестолковое письмо. По-английски. С ошибками. А потом я прочитала заглавные буквы и получилось по-русски: "Ee wzyala belaya smert". И я больше никого ни о чём не спрашивала. И не вспоминала. И даже не осталось ничего…

Она замолчала, глядя перед собой остановившимися глазами. Но… но он уже видел такой взгляд, у Андрея, там, на станции…

— Женя!! — он дёрнул её за руки, грудью налёг на её колени. — Женя!

Она очнулась, опустила глаза и горько улыбнулась.

— Белая Смерть не один человек, Эркин. Их много.

— Женя, ну… ну я останусь…

Она покачала головой и не то чтобы убрала руки, а так повернула их, что не он, а она держала его пальцы в своих.

— Нет, Эркин. Я не могу, не хочу держать тебя. Ты свободный человек.

— Женя, я вернусь. Это до осени. До жухлой травы. Поверь мне, я вернусь.

Она грустно улыбнулась.

— Верю. Конечно, верю, — она мягко высвободила руки, сильно потёрла ладонями лицо, встала. — Надо собрать тебя.

Он, по-прежнему стоя на коленях, смотрел на неё снизу вверх.

— Встань, — попросила она. — Не надо так стоять. Встань.

Он медленно встал, подобрал рубашки, скомкал их. А Женя уже поцеловала Алису, переоделась и захлопотала. Отобрала у него рубашки, поставила чайник, пересмотрела отобранное им в дорогу и велела тёмную рубашку оставить дома, и штаны, а ехать в клетчатой и джинсах.

— Джинсы как раз для этого, а штаны ты о седло сразу протрёшь. И ещё одно полотенце возьми. Вафельное.

— Нет, — он откашлялся, восстанавливая голос. — Тканевое лучше. Чтоб не спрашивали.

— Полотняное, — поправила она. — Обойдёшься одним?

— Да.

— Мыло ещё.

— Я купил.

— Одного куска мало. Возьми личного.

— Нет. Цветным такого не продают.

— Майки не берёшь?

— Я их не ношу всё равно.

Короткие простые фразы, сталкивающиеся у вещей руки.

138