— А то Молли, — Джонатан был очень серьёзен, — сильно переживает из-за этого. Так можно её успокоить?
Андрей густо покраснел и пожал плечами.
— Как хотите, сэр, — ответил за него Эркин.
Они ещё немного посидели, допили чай, и Джонатан уехал.
…Тогда он им слова не сказал ни о пастьбе их, ни о чём другом. Вряд ли за неделю они сильно напортачили.
Эркин подъехал к Андрею.
— Тогда обошлось всё.
— Завтра посмотрим, — Андрей сидит, спокойно сложив руки на луке седла, не мешая Бобби прихватывать траву.
— Уже не жалеешь, что вляпался? — не удержался Эркин.
Андрей сбил шляпу на затылок, рассмеялся.
— Жалей не жалей, а обратно не попрёшь. Перекантуемся до осени, а там видно будет.
Эркин кивнул и отъехал. Время текло неощутимо и необременительно. Палящее солнце и тишина. Гомон птиц, шум ветра, мычание бычков, даже их голоса, — всё было этой тишиной. Эркин глубоко, всей грудью вздохнул, словно просыпаясь. Какого чёрта он боится Джонатана? Что тот может ему сделать? Прогнать? Так неужели он не доберётся до Джексовилля? Он же знает теперь, куда идти. Если тогда, весной, он брёл наугад, не зная, да и не думая ни о чём, то сейчас…
И на водопой они гнали стадо в той же окутывающей их тишине. И выкрутасы Подлюги не мешали им.
Когда бычки улеглись в котловине на ночлег, было ещё светло. После дневной жары вечер казался прохладным, и Андрей надел рубашку, привычно застегнул все пуговицы. Эркин оглядел свою и накинул на плечи. Разулись, чтоб ноги отдохнули.
Вечером они уже ели не торопясь, спокойно. Эркин днём оставил медленный огонь, и варево было не готово. Но им спешить некуда. Пусть булькает до развара.
— Слушай, ты в имении когда был, всё на скотной?
— Получается так, — Эркин, припоминая, свёл брови, улыбнулся. — Дёргали на разовые, конечно, бычков дважды гонял. А как Зибо состарился, так уж меня не теребили. Года два, наверное, я один, считай, управлялся. Бык был, скотина скотиной. Подлюга ангел перед ним. И силён как… не знаю кто. А меня он признавал, ну меня и не трогали особо. Случай даже был, смешно вспомнить.
— Давай, — Андрей сел поудобнее.
— Слушай и не перебивай. Чего не поймёшь, потом объясню.
— Давай.
— Райт (right), — как всегда, говоря о прошлом, Эркин невольно переходил на английский…
…За что его тогда отправили в пузырчатку? Мелочь какая-то, но Полди придрался и за шиворот поволок его в Большой Дом. Как всегда, как только надзиратель схватил его, он обмяк, не сопротивляясь, но и не желая помогать. Сказали б ему: "Иди!" — он бы пошёл сам. Куда денешься? Но хотят его тащить — пусть тащат. Полди втащил его в пузырчатку, бросил на шипы, но в одежде, дурак пьяный. Но тут Полди за каким-то хреном позвали, и приковывать его пришел Эдгар — молодой, недавно нанятый надзиратель. Сволочью он не был, но уж слишком добросовестен. Пришлось раздеться и лечь, как положено. И цепи Эдгар натянул туго, до хруста в суставах. Сколько он пролежал, не помнит, но недолго, когда вбежали сразу чуть ли не все надзиратели и, торопясь, толкаясь и мешая друг другу, стали его отвязывать.
— Одевайся!
— Живо!
Оплеухи и тычки сыпались со всех сторон. Он торопливо, непослушными руками натянул штаны, сгрёб остальное и побежал под ударами к выходу. И когда сильным ударом его скинули с крыльца в холодную грязь, он понял причину переполоха. По двору, взбрыкивая и не мыча, а как-то рявкая, носился бык. Все рабы сидели на крыше рабского барака, надзиратели, выпихнув его, захлопнули дверь, а Грегори сидел на воротах.
— Угрюмый! — заорал Грегори. — Или ты его уберёшь, или я тебя в Овраг уберу, понял?!
Бык, привлечённый голосом, понёсся к воротам. Он ещё барахтался в грязи и, когда бык бежал мимо, попытался ухватиться за хвост. Ухватиться удалось, и он повис живой гирей. Бык закрутился на месте, пытаясь дотянуться до него. После пузырчатки руки плохо держали, и он почти сразу отлетел в сторону, но удачно. Рядом с одеждой. Схватил куртку и, когда бык ринулся на него, набросил её тому на голову. Бык затоптался на месте, и он под курткой смог нашарить и взяться за кольцо. Уже держа кольцо, он по-прежнему под курткой почесал быку лоб. Видимо, знакомый запах успокоил быка, и когда он сбросил куртку на землю, тот уже стоял спокойно, обнюхивая его живот и грудь. Он потянул за кольцо, похлопывая быка по шее. Тот вздохнул и не спеша пошёл за ним. Он завёл быка в стойло, осмотрел и закрепил цепь.
— Ну что там? — голос Грегори хлестнул его от дверей.
— Винт выпал, сэр.
— Ищи и если не найдёшь… — Грегори закончил невероятным ругательством…
…Андрей хохотал до слёз, до икоты. Смеялся и Эркин.
— Ну вот, больше меня днём не дёргали. И в пузырчатку если и клали, то на ночь, до утренней уборки.
— Здорово они перетрухали! — отсмеялся Андрей. — А потом что?
— А ничего, — пожал плечами Эркин. — Подобрал одежду, получил вечером по уху, что всё грязное. И всё.
— Винт-то нашёл?
— А он на месте был. Я просто ничего другого придумать не мог.
— Та-ак? — Андрей оторопело захлопал ресницами. — Чего ж бык сорвался?
— А он и не срывался. Его выпустили.
— Кто?
— Не знаю, — Эркин даже развёл руками. — И тогда понять не мог, и сейчас не могу. Он же никого к себе не подпускал, только меня. Я в пузырчатке был. А это зашли, аккуратно так отвинтили, вывели… Не могу придумать, кто бы справился.
— А чего он носился тогда?
— А этой скотине много не надо. Пнули удачно, он и рванул.
— Прикрыли, значит, тебя, — задумчиво покачал головой Андрей. — Этот, ты говорил, Зибо, не мог?