Короткий гортанный разговор, сопровождаемый сдержанными жестами, обмен рукопожатиями, и индеец ушел. Когда он повернулся, Женя увидела, что вся спина у него покрыта поперечными рубцами, а на лопатках круглые красно-багровые вмятины. Будто дважды приложили раскаленную монету и остались отпечатки. Да, — вспомнила Женя — она же слышала, отработочных клеймили за побеги. Она представила Эркина и содрогнулась.
— Всё, можем ехать, — Золотарёв бросил на неё внимательный взгляд и быстро отвёл глаза.
— Всё в порядке? — Сторм спросил с искренней заинтересованностью, и ему ответили.
Ответил Гичи Вапе.
— Да, они будут ждать нашего сигнала. Уедут все.
— Это был их вождь? — задумчиво спросил Сторм.
— Нет, — резко ответил Нихо Тиан Або и пояснил с еле заметной усмешкой. — Они не показывают белым вождя. Есть печальный опыт. В отчёте назовёте его представителем.
Сторм кивнул и открыл дверцу машины.
— В город?
Индейцы и Золотарёв переглянулись, и Гичи Вапе, спокойно улыбнувшись, сказал:
— Лучше переждать жару где-нибудь у воды.
— Отлично! — широко улыбнулся Сторм. — Я знаю отличное место. За мной!
— Идёт, — кивнул Золотарёв.
Такого Женя ещё не испытывала. Сторм гнал машину, закладывая невероятные виражи. Правда, он велел Жене держаться и показал ей скобы для этого, но её так кидало и мотало из стороны в сторону, что когда машина остановилась, она не смогла разжать руки.
— Джен, я болван, простите меня.
Раскаяние Сторма было вполне искренним. Он разжал её побелевшие пальцы, помог выйти и повёл куда-то через заросли. От боли она плохо соображала куда.
— Вот вода, окуните руки, будет легче.
Женя спустилась к реке и, присев на корточки, окунула ладони в холодную воду. Снизу вверх посмотрела на стоящего рядом Сторма.
— Эд, если я не смогу печатать и меня уволят, это будет на вашей совести.
Рядом негромко рассмеялись.
— На его совести уже столько, Джен, что вы ничего к этому не прибавите.
Сторм преувеличенно свирепо оглянулся на Золотарёва.
— Эта соломинка, Ник, сломает спину верблюду и помощнее тебя.
Они рассмеялись.
Женя выпрямилась и огляделась. Машины остались за зарослями, окаймлявшими небольшой луг, полого спускавшийся к реке. Невысокие, но густые деревья и кусты давали вполне достаточно тени для походного стола: расстелена салфетка, разложены бутерброды и сэндвичи, стоят пластмассовые стаканчики и жестяные кружки, лежат две армейские фляги и стоит большой нарядный термос, тут же нарезанный толстыми ломтями чёрный ноздреватый хлеб и открытые банки консервов. Даже вилки и ложки, пластмассовые и металлические. Даже бумажные салфетки.
— Никогда не думала, что мужчины такие хозяйственные, — засмеялась, подходя, Женя.
Нихо Тиан Або ответил фразой, которую она не поняла, хотя слова походили на русские. Но он тут же сам перевёл на английский.
— Голод научит есть хлеб с мясом.
Сторм поддерживал её под локоть, и она чувствовала его напряжение. А причину поняла по насмешливым улыбкам Золотарёва и обоих индейцев. Ей стало смешно. Знали бы они… Юбку бы только не испачкать, а на остальное ей плевать. И она решительно села на траву. Сторм перевёл дыхание и сел рядом. Сели и остальные, образовав круг. Женя оказалась между Стормом и Золотарёвым напротив индейцев.
— Разливай, Коля, — спокойно сказал по-английски Гичи Вапе.
Золотарёв взял флягу, отвинтил колпачок.
— Что это? — поинтересовалась Женя.
— Кажется, — Сторм пошевелил ноздрями. — Водка?
— Верно, — кивнул Золотарёв.
— Только не я, — Женя решительно накрыла ладонью свой стаканчик.
— Так, — Золотарёв строго оглядел сидящих, — о леди мы не подумали.
— Есть кофе, — предложил Нихо Тиан Або.
— Кофе, пожалуйста! — обрадовалась Женя.
Встав на колени, он наклонился над столом и налил ей из термоса кофе. Вдохнув аромат, Женя даже зажмурилась от восторга.
— Господи, тысячу лет такого не пила!
— Для тысячелетней вы очень даже неплохо выглядите, — засмеялся Золотарёв. — Ну, а мы водки. Вы, Сторм, не откажетесь?
— От настоящей русской?! — Сторм в притворном ужасе закатил глаза. — За кого вы меня принимаете?!
По губам Гичи Вапе скользнула усмешка, но ничего сказано не было.
Мужчины выпили без тоста и, разумеется, не чокаясь и начали есть. Женю угощали, ей подливали кофе, предложили холодного чаю из другой фляги. Жуя чёрный хлеб с мясной тушёнкой, Женя наблюдала за индейцами. Никакой скованности или нарочитости ни в их движениях, ни в словах не было. Они пили, ели. И это после всего увиденного ими… Женя невольно повторила вслух.
— И это после всего виденного утром…
Гичи Вапе внимательно посмотрел на неё, пожал плечами.
— На войне привыкают ко всему. Каждая минута отдыха слишком дорога, чтобы отказываться от неё.
Нихо Тиан Або кивнул.
— Память о погибших не должна мешать жить живым.
— Но, — продолжала Женя, — но вчера мне показалось… Я подумала, что вы настолько ненавидите нас…
— Вас лично? — Гичи Вапе удивлённо приподнял брови.
— Нет, белых. Вообще.
Она видела, как нахмурился Сторм, но не могла и не хотела останавливаться.
— Вообще? — переспросил Нихо Тиан Або. — Ненавидеть вообще нельзя. Ненависть, как и любовь, всегда конкретна.
По-английски он говорил так же, как по-русски: одновременно певуче и быстро. Видно, ему не приходилось мысленно подбирать слова. А медлительность речи Гичи Вапе тоже отражала не уровень владения языком, а характер.