…Эркин тряхнул головой. Не одну ночь его так корёжило. Еле успевал перед рассветом натянуть штаны, чтоб Зибо не увидел. Впервые стыдился своего тела. И днём, как в чаду, от боли. Тогда, обманывая боль, попробовал спать на животе. Задирал рубаху, спускал штаны и поворачивался, прижимаясь голым телом к доскам. Не помогало, конечно, но цепляясь пальцами за край нар, легче переносил судорожную тряску. Даже Зибо он ни разу не разбудил…
…Эта ночь была очень тяжёлой. Самой тяжёлой. Его так трясло, что он еле держался на нарах, искусал себе в кровь губы и руки, сдерживая крик. Бился головой о нары, чтобы потерять сознание. И не выдержал. Перекатился на спину и схватил себя за горло, сжал изо всех сил и, уже проваливаясь в чёрный бездонный Овраг, вдруг услышал.
— Эркин…
И замер, не дожав. И опять далёкое, не слышное, а… ну, не услышал, а всем телом ощутил.
— Эркин…
И узнал… А что узнавать? Только один голос и мог звать его по имени. И он разжал пальцы, вдохнул воздух и заплакал. И потом, когда боль ушла и наступило какое-то тупое оцепенение, когда он жил бездумно и безучастно, ничего не замечая и не ощущая, ко всему равнодушный, когда ночью, как в Овраге, и уже нет сил, этот голос звал его… и однажды он рискнул ответить. Беззвучно шевельнул губами, прокатывая по пересохшему воспалённому горлу её имя…
…Эркин похлопал Одноглазого и встал. Отгорело, и всё. И вдруг подумал, что вряд ли Зибо так всё время и спал, и не слышал ничего. Наверняка он будил старика, когда бился о нары и хрипел, заходясь от боли. Но ни разу, ни тогда, ни потом Зибо даже не намекнул ему, что слышал или заметил.
Послышался неясный шорох, и Эркин сразу припал к земле, готовясь прыгнуть на подходящего, но узнал Фредди и выпрямился.
— Чего ты долго так?
— Так, — Эркин неопределённо повёл головой. — Хожу вот. Вспоминаю.
Фредди достал сигареты. Предложил взглядом, но Эркин молча мотнул головой. Небо чистое, и луна полная. Всё как днём видно. Фредди закурил, отворачиваясь от ветра.
— Невесёлые у тебя воспоминания, по тебе глядя.
Эркин пожал плечами.
— Так уж вышло.
— Неужели ничего хорошего в жизни не было? Ну, не единожды?
— Хорошего? — переспросил Эркин. — Было, наверное. Только как начну думать, опять какая-то гадость выходит. Что удалось, когда коров доил, хлебнуть тайком из ведра, или… клиентка хорошая попалась. Оплатила ночь и быстро вырубилась, я и спал спокойно. Это, что ли?
— Да, — Фредди пыхнул сигаретой, — действительно, как посмотреть.
Эркин сорвал травинку, Помял в пальцах.
— Сухая совсем.
— Осень, — пожал плечами Фредди и усмехнулся: — Надоело уже с бычками?
— Надоело, не надоело, — Эркин стряхнул с ладони сухие семена из размятого колоска, — а доработать надо.
— А потом?
— Потом уеду.
— И будешь опять работать.
— А знаешь, как иначе? — насмешливо скривил губы Эркин. — Не воровать же.
Фредди задумчиво кивнул. Да, к воровству Эркин не приспособлен, это с самого начала видно было. А вот к чему другому… И решился.
— Слушай, я спросить хотел, — Фредди замялся. — Ты вот после этого, ну, говорил ты, что… горел. Больше не имел… таких дел?
— Нет, — резко ответил Эркин. — Спальником больше не работал и работать не буду. И… не надо об этом, заводиться начну. Я ж не спрашиваю тебя, сколько ты и с кем.
— А интересно? — усмехнулся Фредди.
— Честно?
— А как иначе, — ответил Фредди и невольно насторожился.
Но вопрос оказался слишком неожиданным.
— Тогда скажи. Зачем?
— Что зачем? — растерялся Фредди.
— Зачем это нужно? Не ей. Тебе. Ты сам зачем это делаешь? Я — другое дело, меня заставляли. А ты-то свободный. Ты… ты когда это начал?
— В первый раз, что ли? — Фредди глубоко затянулся. — Мне, да четырнадцать было. Меня уж дразнить стали, что… ну, что женщины ещё не знаю. А тут она…Так и лезет. Чёрт его знает, зачем я к ней пошёл. Не помню. Вроде нравилась.
— Она?
В голосе Эркина прорвалось вдруг такое отчаяние, что Фредди поёжился и по давней ещё детской привычке, когда — не знаешь, как обороняться, значит, атакуй — спросил сам:
— Тебе что, ни с одной хорошо не было? Не в постели, а так… Да и в постели если… Не любил?
У Эркина дрогнуло, странно исказилось лицо. Он резко отвернулся и постоял так. Фредди слышал, как он скрипнул зубами, зажимая непроизнесённое. Но ответил спокойно:
— Когда есть одна, зачем другие? Ты любил ту?
— Первую? — Фредди усмехнулся. — Тогда думал, что да. Я другую любил. Потом. Тогда и понял. Столько лет прошло, умерла она, а я её помню. Держит она меня.
— Как это? — Эркин посмотрел на него. — Ты ж говоришь, умерла.
— Баба мужика не за тело, а за душу держит, — Фредди сплюнул окурок и достал новую сигарету. — Говорят так. В Аризоне.
— Она держит, а ты с другими?
— Те не в счёт. Не в этот счёт. Когда… любишь, всё по-другому. И ты сам другой. И… да ну тебя к чёрту! Не знаю, как сказать. А без любви… трахнулись и разбежались. Опять спросишь, зачем?
Эркин покачал головой.
— Нет, ты уже ответил, считай.
— Тогда спать иди.
Эркин улыбнулся.
— Рассветёт уже скоро. Пора кофе ставить. Проснутся, пить захотят.
Что-то в его интонации заставило Фредди спросить:
— Не любишь Джонатана?
И резкий как удар ответ.:- Я не раб, чтобы любить хозяина.
И Фредди смолчал.
Эркин поёжился, передернув плечами.
— Пойду я. Вроде, тихо всё.
Фредди кивнул. И впрямь пора уже.
— Днём Эндрю с ними побудет. Отоспись, — сказал он вдогонку.