— Он продаёт цветным?
— Я его давно знаю, — усмехнулся Джонатан. — Он не настолько глуп, чтобы терять покупателей.
Из темноты донёсся негромкий свист. Эркин и Андрей переглянулись. Свист повторился.
— Нас зовут, — Эркин встал и негромко коротко свистнул.
— Мы мигом, — вскочил на ноги Андрей.
Они словно растворились в окружающей костёр темноте. Но вернулись и впрямь быстро. И выложили заткнутую тряпкой бутылку с мутной жидкостью, буханку рабского хлеба, две вяленых рыбины, кусок копчёного мяса и не меньше тридцати сигарет.
— Эт-то что такое? — изумился Джонатан.
— Наша доля в выигрыше, — улыбаясь, объяснил Эркин. — У цветных, сэр, денег же нет. Спорят на выпивку, еду, сигареты.
Фредди прислушался к чему-то и встал:
— Давай, Джонни, посмотрим на бычков и к Майеру заглянем. Вроде, я его стадо неподалеку видел.
— Счастливо отпраздновать, парни, — встал Джонатан.
— Спасибо, сэр, — Эркин деловито расстелил какую-то тряпку из своих запасов и уже нарезал хлеб.
Андрей улыбнулся, прикрывая смущение:
— Мы недолго.
— Можете не спешить, — ухмыльнулся Фредди. — Мы найдём, чем заняться. Пошли, Джонни.
Отойдя от костра футов на сто, они оглянулись. Там уже виднелось не меньше десяти силуэтов и слышался смех.
— Приём начался оживлённо и затянулся до утра, — пробормотал Джонатан, увлекаемый Фредди от костра. — Фредди, ты не хочешь отпраздновать с ними?
— Их гости не хотят сидеть со мной, — спокойно ответил Фредди. — Дадим парням без помех принять гостей. Мы найдём, где выпить кофе?
— Не проблема, и не только кофе, — усмехнулся Джонатан. — И занятие мы себе тоже найдём. Чтобы и приятно, и полезно.
— Вот именно, Джонни.
Пили, ели, пели песни. У костра было тесно и шумно. Уже три бутылки и полтора десятка сигарет ходили по кругу. Уже все успели сбегать к своим кострам и принести чего-то. Котелок с варевом очистили до блеска — и всего по полгорсти на каждого пришлось. На решётке булькало три кофейника и два котелка.
— Утёрли нос белякам! — ликовали у костра.
— А то он, гад, плетью помахивает и думает…
— А беляки не думают!
— Молодцы парни!
— Мы вылезли, смотрим…
— Смотрим, ты пошёл так себе спокойненько.
— А если б поддел кто?
— А чего он, совсем дурной, меня поддевать?
— Не, парни, белоголовые, они тупые. Пока в лоб не дашь, ну, ни хрена не соображают.
— Бычки, что ли?
— А беляка, сколько не бей, всё равно тупарь.
— А ты пробовал?!
— По башке-то? Ну-у…
— А тогда заткнись.
— Не, вон наши же соображают.
— Кто, беляки ваши?
— Бычки! Они свисты разбирают.
— Видели. Классно сделано. Как они зачухали, так наши врассыпную.
— Мы потом разбирали…! Хозяин наш, вот кто тупарь!
— Ага, без клейма не разберёт, чей это бычок. Смехота! Они же разные!
— А ну их… Они и нас по номерам различали. А мы что… не разные?
— А ну вас… Нашли, что вспоминать.
— Наш старший против вас держал. Ругался-я-я…
— А наш за. Но мало поставил. Тоже ругался.
— Ага, и на нас. Дескать, подсказать не могли.
— Ага, вы, говорит, все заодно, все друг друга знаете, могли бы по дружбе…
— Это он дружит с вами?!
— Овод с бычком так дружит! А ваш, вроде, тихий.
— Он пьяный, а не тихий. Мы его так… возим за стадом.
— Не, наш нормальный мужик.
— А ну их всех в болото! Парень, ты бы спел лучше.
— Валяй, парень.
Эркин взмахом головы отбрасывает со лба прядь.
— А чего петь-то?
— А что хочешь.
Эркин, улыбаясь, пожимает плечами и начинает:
— Уж если ты разлюбишь, так теперь. Теперь, когда весь мир со мной в раздоре…
Многие подтягивают. Не зная слов, просто голосами ведут мелодию.
— Здоровско.
— А теперь нашу.
— Ага.
И протяжная тоскливая песня с неразличимыми словами. И всё новые и новые голоса вливаются в неё, как ручьи в реку.
Перкинс, прислушавшись к далёкому пению, поморщился.
— Завыли.
— Поют, как умеют, — пожал плечами Джонатан и стасовал колоду. — Поехали?
— Вперёд, Бредли. В карты тебе сегодня не везёт.
— Ну, он на парнях взял достаточно.
— Они давно у тебя, Бредли?
— С мая. Нанял на выпас и перегон.
— Я думал, из твоих… бывших.
— У меня своих не было, Джимми. Бери.
— Взял.
— Пас. Слаженно работают. Мальчишка твой расу потерял? Смотрю, с цветными всё.
— Это его проблема. У цветных, — Джонатан усмехнулся, — свой мир.
— И пусть они в нём остаются, — кивнул южанин.
— Нет, работники они у тебя сильные. И старший твой, Фредди, просто ас… Он натаскивал.
— Нет, я его к ним на перегон поставил. Пасли одни.
— Беру. У тебя там резервация рядом, сильно пощипали?
— Не сунулись.
— Ого! Твой старший там что, половину перестрелял, а остальные струсили?
— Стрельба по цветным теперь опасное занятие, Бредли.
— Туда русские приехали. С переселением. И им стало не до бычков.
— Ловко!
— И ни одного инцидента? Пас. Твой индеец не стакнулся с одноплеменниками?
— Он туда съездил и сам всё уладил. Ни один к стаду не сунулся.
— Ого! С чего это он?
— Ну, никакой расовой солидарности у парня, — рассмеялся Перкинс.
— Ценный раб.
— Джентльмены, — широкоплечий приземистый южанин оторвал от карт очень светлые, почти прозрачные глаза и обвёл пристальным, но несколько усталым взглядом сидящих. — К счастью или к несчастью, оставляю это на ваше усмотрение, но рабов больше нет. И с этим надо считаться.