— Я никого ни о чём не просил.
— Знаю. Он многим мешал жить. Но я хочу знать, Фредди. С кем ещё он успел поговорить? Кого он ждал в Малиновом тупике?
— Так ждал, что подпустил вплотную, Джонни? И телохранитель пропустил и выпустил? Ты хочешь провести своё следствие?
— Когда много вопросов, отвечают на самый главный. Да, Фредди, хочу. Чтобы, когда благодетель придёт за благодарностью, знать заранее. Стоит ли благодарить.
Фредди пожал плечами.
— Мысль неплохая. Ещё раз расспросим парней?
— Они мне ничего не скажут, Фредди. Ты же знаешь. Попробую обратным путём.
Фредди кивнул.
— И куда ты думаешь прийти? Ведь у того же Паука окажешься.
Джонатан усмехнулся.
— Я посмотрю, кого встречу по дороге.
— Сегодня и поедешь?
— Да.
— Тогда, — Фредди полез за борт куртки и бросил на грудь Джонатана денежные пачки. — Отвези в банк. Здесь сто семьдесят тысяч. Нового счёта можешь не открывать.
— Хорошо, — кивнул Джонатан, убирая деньги. — Не буду. Я восстановлю твои счета, — и рассмеялся. — Твои фокусы со мной не пройдут, Фредди.
— Твои со мной тоже, — ответно усмехнулся Фредди и, выходя из-под навеса, быстро бросил через плечо. — Найди его телохранителя.
— Думаешь, он много знает?
Фредди оглядел улицу, сходил за навес и вернулся.
— Он ненавидит белых, хорошо вооружён и очень много знает. Гриновская выучка.
— Хороший букет, — пробормотал Джонатан и рывком вскочил на ноги. — Он видел?
— Может, и помогал. А вот и парни идут.
— Попьём кофе, и поеду.
Фредди посторонился, пропуская Эркина с полными котелками. Следом вошёл Андрей с охапкой сушняка.
— Доброе утро, парни, — весело поздоровался Джонатан.
— Доброе утро, сэр, — вежливо ответил Эркин, ставя котелки на решётку, и посмотрел на Андрея.
Тот кивнул и заговорил тихо, но очень отчётливо:
— Арестованных всех уже увезли, и команда почти вся уехала.
— Почти? — спросил Фредди.
— Сказали, волкодав ещё денёк понюхает. — Андрей пожал плечами. — Что за волкодав? Я ни одной собаки не видел.
— Нас это не касается, — спокойно сказал Джонатан. — Кого им надо, они уже взяли. А нюхать… пусть нюхает.
Фредди кивнул и сразу поймал вопросительный взгляд Эркина.
— Пусть нюхает, — повторил Фредди слова Джонатана. — Тут мы ничего не можем сделать. Нарываться нельзя.
Андрей вздохнул, усаживаясь у костра.
— Нельзя так нельзя.
Джонатан и Фредди сели к костру. Эркин засыпал крупу в котелок и кинул Андрею мешочек с кофе.
— Заваривай.
— Ага. Сахар достал?
— Тогда без джема.
— Джем на вечер, — согласился Андрей, засыпая в кофейник бурый порошок, — и чаю тогда вечером, — и, спохватившись, посмотрел на Джонатана. — Может, сейчас лучше…? Хотите чаю, сэр?
Джонатан с улыбкой покачал головой.
— Нет, не надо. Как с кормами, парни?
Эркин посмотрел на Фредди, но, видя, что тот сосредоточенно пьёт, ответил сам:
— Пока хватает, сэр.
— Сколько уходит в день?
— Три мешка в день, сэр.
— Не много?
— Они всё выедают, сэр, — осторожно возразил Эркин и, помедлив, сказал: — Это не ореховый концентрат, сэр. Того бы меньше выходило.
— Ореховый концентрат? — удивился Джонатан. — Ты откуда про него знаешь?
— В имении для телят держали, сэр, — пожал плечами Эркин. — А после… освобождения, я тогда один уже оставался, его и коровам засыпал.
— И как? — заинтересовался Джонатан.
— Молоко густое стало. И чуть постоит, сверху корка не корка, но плотное такое и жирное, слоем. — Эркин улыбнулся. — День постоит и во, в два пальца слой, сэр.
— Это сливки называется, — улыбнулся Джонатан.
— Да, сэр? — удивился Эркин. — Я не знал. Я думал, это что-то… ну… ну, порченое.
— А раньше ты что, не видел такого?
— Нет, сэр, надоенное сразу увозили. На холод, на кухню, ещё куда-то. А тут я один….
— Ну, и что ты с ним делал?
— Собирал и ел, а молоко телятам выливал. Сена почти совсем не давал. Только молоко и концентрат.
— Неплохо у тебя телята жили, — рассмеялся Джонатан. — Молоко с орехами. И тебе хватало. К молоку-то что ещё у тебя было?
— Я хлеба из рабской кладовки себе натаскал. И ел вот это… сливки. С хлебом. И молока пил сколько хотел.
— Во житуха! — восхитился Андрей. — Зря ушёл.
— Я же говорил. Хозяева вернулись, — по лицу Эркина скользнула тень.
— И не оставляли они тебя? — заинтересованно спросил Джонатан.
Эркин поднял на него глаза и тут же опустил их, прикрыл ресницами.
— Я сам ушёл, сэр. Я уже свободным был и сам решал, сэр.
— Извини, — легко сказал Джонатан, — не так спросил. Не просили остаться? Ты же хороший работник.
— Я сам, сэр, — упрямо повторил Эркин, бросил быстрый взгляд на Фредди, Андрея и, видимо, решился. — Оставляли, сэр. Обещали ночлег и еду, сэр. И одежду. И что молоко от одной коровы разрешат пить. Ну, так молоко я через край, когда доишь, и раньше пил. Если надзирателя рядом вплотную не было. А место на нарах и миска каши у меня тоже до Освобождения были. Они же, — он зло усмехнулся, — добрые были. Нагишом по снегу не гоняли, голодом до смерти не морили. Рубашка на год, штаны на два, сапоги на три, куртка тоже на три. Сносишь раньше — плетей получишь. Даже ложка у каждого своя. Не ладошкой хлебаешь. Разрешили. И десятого ребёнка оставляли… — он оборвал себя, залпом допил кружку и встал. — Я сам решил, сэр, — и уже Андрею. — Вставай. На себе, что ли, попрёшь? Дуй в табун.
Андрей засунул в рот обрывок лепёшки и встал.