— Фредди, ты чего?
Он открыл глаза. Парни. Однако!
— Уже управились?
— Ну да. Мы ушли, ты лежал, приходим… так же. Случилось чего?
— Ничего, — Фредди сел на лежанке. — Разоспался я чего-то. И дождь этот…
— Это надолго? — спросил до сих пор молчавший Эркин.
— Что?
— Дождь.
— Не знаю. Осенью дожди долгие.
Эркин молча опустил плечи и отошёл к костру. Опять, что ли? Так не с чего… Ладно, сейчас вроде держит себя.
За ужином Эркин ел нехотя, не отвечая на подначки Андрея.
— Да чего ты такой? — не выдержал Андрей.
— Фредди, — Эркин, не ответив Андрею, повернулся к Фредди. — Три месяца, ну как нанялись мы, от того дня, есть уже?
Фредди чуть не поперхнулся кофе: так вот оно что… но…
— Я не помню даты, — честно ответил Фредди, — но, по-моему, нет ещё.
— И я за койку за три месяца заплатил, — вклинился Андрей.
Эркин быстро взглянул на него и снова уставился в огонь.
Из-за койки не будет парень психовать, да и вещи, что оставил… нет, не в этом дело, но спрашивать нельзя, а успокоить надо.
— Подождут они вас. С перегоном не угадаешь.
— Надо было на четыре уговариваться, — кивнул Андрей и вздохнул. — Кто же знал…
— До пожухлой травы уговаривались, — у Эркина зло дёрнулись губы. — Вон она… Жухнет. А мы где? И не бросишь.
— Заработок жалко? — усмехнулся Фредди.
— А что я, задарма корячился?!
Эркин вскочил, но из-за дождя идти было некуда, и он стал щупать развешенное бельё. Собрал высохшее, придирчиво осмотрел рубашки, проверяя целость швов, заложил во вьюк. Взялся было за ремни, бросил…
— Не психуй, — Андрей поверх кружки посмотрел на него смеющимися глазами. — Тебе ж сказали, подождёт она тебя.
— Кто? — очень спокойно спросил Эркин.
Он снял рубашку и стоял полуголый, отсветы костра играли на напряжённых мускулах.
— Койка твоя, кто ж ещё, — невинным тоном сказал Андрей. — Ты ж…
Он не договорил: таким тяжёлым взглядом смотрел на него Эркин.
— Этого не трогай, — медленно, разделяя слова паузами, сказал Эркин.
И Фредди поразился, как мальчишеское задорное лицо Андрея изменилось, стало лицом взрослого, всё понимающего, усталого человека.
— Не трону, — просто ответил он.
Эркин кивнул и сел к костру, разложил на коленях старую рябенькую рубашку, размотал комок с нитками и иголкой, задумался и вдруг отложил всё, быстро метнулся к вьюкам и вернулся с книжкой в руках.
— Фредди, почитай, ладно?
Фредди взял книгу и недоумённо посмотрел на него.
— Зачем? Ты ж их все на память знаешь.
— Он, ну, Берт, правильно сказал. Не понимаю я ни хрена. Ты открой, ну, наугад, и читай вслух. Дождь, не заглянет никто.
Фредди пожал плечами и раскрыл томик наугад.
— Люблю, — но реже говорю об этом… Люблю нежней, — но не для многих глаз…
Эркин слушал, напряжённо сведя брови. Фредди дочитал сонет и поднял на него глаза.
— Ещё, — тихо попросил Эркин.
— Ещё читать? Какой?
— Этот же. Только медленней, я не всё понял.
Фредди читал теперь медленно, останавливаясь после каждой строки и продолжая только после кивка Эркина.
— Перед светом, это как? — спросил Эркин, когда он закончил.
— Свет? Люди, наверное, — пожал плечами Фредди. — Ну, те, кто знает, знакомые.
— Душу открывать нельзя, — кивнул Эркин. — А соловей?
— Птица. — Фредди засвистел соловьём, трель у него не получилась, но парни переглянулись, улыбаясь.
— А мы его слышали, — сказал Андрей, — на выпасе.
Эркин кивнул.
— А флейта что такое?
— Нуу, вроде дудочки. Никогда не слышал?
— Нет. Но… ну, думаю, понял. Прочитай ещё раз.
Фредди улыбнулся и прочитал сонет в третий раз.
— Теперь понял?
— Вроде, да, — неуверенно ответил Эркин.
— Давай ещё, — Андрей сел поудобнее. — Другое что-нибудь.
— Нет, — Эркин протянул было руку к книге, но тут же отдёрнул её. — Нет, вы читайте, если охота, а я пойду. А то у меня… рассыплется всё. Пойду стадо посмотрю.
Он отложил незаконченное шитьё, натянул куртку, шляпу и вышел, не оглядываясь.
Фредди посмотрел на Андрея, молча протянул ему книгу. Андрей задумчиво покачал головой.
— Нет, пожалуй, у меня тоже… вот-вот рассыплется всё. Будто… на другом языке сказано.
Фредди кивнул, быстро пробежал глазами по странице, закрыл книгу и положил её на рубашку.
* * *
Утренняя прохлада уже не радовала, а напоминала об осени. Женя старательно не подсчитывала дни, не думала о времени, но осень всё ближе, и признаки её всё нагляднее. И на работу она ходила опять в костюмчике, а не платье, и вечером Алису выпускала погулять в кофточке. В кладовке под стеллажом рядом со свёрнутой в рулон периной стояли самодельные мужские шлёпанцы из кожи и войлока. Стояли давно. Убирая, Женя стирала с них пыль. И Алиса уже не заговаривала об Эркине. И, листая свой каталог, Женя не останавливалась на мужских моделях. Она заставила себя не ждать. Не вспоминать. Не думать о нём. Не прислушиваться к шагам на улице, не просыпаться ночью от почудившегося дыхания… Он вернётся, когда-нибудь, но вернётся. Если тогда, весной, ничего не зная, голодный, больной, измученный, он пришёл не куда-нибудь, а в Джексонвилль, то сейчас он вернётся. Мало ли что могло его задержать…
— Я провожу вас, Джен?
— Разве мой отказ вас остановит?
— Разумеется, нет, Джен. Ведь вы отказываетесь не всерьёз.
Женя пожимает плечами, берёт у Норманна сегодняшний заработок, убирает свой стол, с улыбкой прощается со всеми и выходит не оглядываясь. Если Рассел захочет, то сам нагонит её.