— Золотые слова, — пробормотал Джонатан, осушая стаканчик.
— Полностью солидарен. Наливай, Джонни. Хороший у тебя коньяк, лендлорд.
— Хреновый я лендлорд, Фредди, если ковбоев коньяком пою. Даже старших.
Фредди довольно хмыкнул в ответ. Он раскачивался на стуле, блаженно слушая плеск коньяка в стаканчике.
— И всё-таки, у кого она была? И где он её прятал?
— Только в порядке обмена опытом. Сам впервые такое увидел. Управляющий Бредли, какие голенища у рабских сапог?
— Двойные, а что? Для прочности два слоя, чтобы… Ах черти!
— Чтобы, Джонни, вот именно, чтобы. Эндрю так для ножа даже ножны прошил по контуру. Это я уже сейчас рассмотрел. А так, от переднего до заднего шва как раз. Даже не помялась.
— Как они её отобрали?
— Цитирую. За так отдал. И уточнили. За красивые глаза. Я ж говорю. Не помялась, не затрепалась, не намокла.
— Этого не может быть. Чтобы Крыса…
— Всё остальное может быть, а это нет? — Фредди ржал смачно, но негромко. — Самое смешное, Джонни, но половина подготовки прошла на моих глазах, а понял я это только сейчас. Причём, когда я уезжал, мне было всё сказано. Но до меня не дошло. Великие слова, Джонни.
— Ну-ну. Изреки.
— Не боись, Фредди, всё будет в порядке.
— Да, — пробормотал Джонатан, — чтоб этого не понять… А как ты их просил? Процитируй теперь свою просьбу.
— О чём?
— О порядке, разумеется.
— Опомнись, Джонни. На хрена я бы тогда оголял счета и вырубался от фотки.
— Фотки?
— Ну, тогда, на допросе, русские мне показали фотки. Крыса в форме, Крыса в штатском и новенький, свеженький, ещё к пальцам липнет, Крыса с проволокой поперёк горлышка. Ну, проволоку я, положим, не разглядел, про неё ты мне сказал, но что он сдох, это я увидел. Смотрю и сигареты на себе ищу. Хорошо! Кстати, если удастся добыть этот негатив или хотя бы снимок, чтобы скопировать… словом, найдутся желающие заплатить за такой сувенир.
— Предложи русской администрации, — рассмеялся Джонатан и потряс фляжку. — Всё.
— Как раз уложились. Слышишь? Скрипят уже.
В дверь осторожно постучали:
— Ваш заказ, масса.
— Входи! — радостно рявкнул Фредди.
Улыбающийся негр в полотняной белой форме вкатил четырёхэтажный столик на колёсиках.
— Добрый вам вечер, масса. Вот оно всё.
— Давай, парень.
Негр быстро и умело накрыл стол на четыре прибора, поставил большую сковороду с трещащей яичницей, дымящиеся кофейники, форму с пирогом, корзину с четырьмя батонами, большую маслёнку с бело-жёлтым бруском масла.
Фредди быстро прошёл к своей куртке, достал бумажник и вытащил сотенную кредитку:
— Так, парень. Пошлёшь…
— Убери деньги, Фредди, — тон Джонатана не допускал возражений. — Две бутылки хорошего коньяка. Хорошего, понял?
— Понял, масса, чего ж тут непонятного, масса, вас мы знаем, масса, — улыбался негр.
— Бельё привезёшь…
— Бельё я привёз, масса, — негр достал с нижних ярусов столика стопки гостиничного белья и тонкие одеяла. — Как заказано, масса, на троих, масса.
— Молодец, парень. Держи, — Джонатан вложил ему в руку монетку. — Клади всё на диван. Принесёшь коньяк, и всё. Посуду утром заберёшь.
— Как скажете, масса. Хорошего вам отдыха, масса.
Негр укатил столик, плавно прикрыв за собой дверь.
— Это Прыгун, что ли? — Фредди нарезал хлеб. — Я и не узнал его сначала. Ножи у них, как всегда, тупые.
— Как всегда, рассчитывают на наши. Буди парней.
— Яичница разбудит. Ага! Что я, парней не знаю?! — расхохотался Фредди.
В дверях спальни стоял Андрей. Со слипающимися глазами и торчащими дыбом волосами, он выглядел хмурым и каким-то обиженным. Рубашка навыпуск, но все пуговицы застёгнуты.
— Где Эркин? — не дал ему опомниться Фредди.
— Умывается, — разлепил, наконец, губы Андрей, кулаками протирая глаза.
— Тебе тоже не помешает, — засмеялся Джонатан. — Приводите себя в порядок и идите к столу.
— А это что, ужин или…?
Андрей не договорил. Смуглая рука Эркина за шиворот вдёрнула его в спальню, и дверь закрылась. Фредди рухнул на стул, не в силах стоять от хохота.
Парни вышли из спальни уже умытые, с влажными приглаженными волосами, аккуратно заправленными рубашками, в шейных платках. Не успели сесть за стол, как в дверь номера осторожно постучали. Эркин попятился было назад, но Джонатан уже был у двери и принял поднос с двумя бутылками и четырьмя рюмками, бросил:
— К общему счёту, — и коленом закрыл дверь.
Джонатан подошёл к столу и стал переставлять бутылки и рюмки.
— Фредди, закрой на задвижку. Нам никто не нужен, и никого не ждём.
— Если думаешь, что двух бутылок хватит… — пожал плечами Фредди, но засов задвинул.
— Садитесь, парни, — Джонатан широко повёл рукой. — Будем ужинать.
Андрей сразу сел, но Эркин медлил, нерешительно держась за спинку стула.
— Садись, — Фредди мягким, но сильным нажимом на плечо заставил его сесть. — И не начинай каждый раз заново.
Эркин опустил ресницы и несколько секунд сидел неподвижно, потом поднял глаза и вежливо улыбнулся остальным. Фредди разложил яичницу по тарелкам.
— Хлеб сами мажьте. Джонни, наливай.
Эркин с осторожным интересом рассматривал свою тарелку, покосился на жующего Андрея.
— Это яичница, — улыбнулся Джонатан. — Никогда не ел?
— Нет, сэр. А это… — Эркин вилкой аккуратно подцепил кусочек бекона. — Это мясо?
— Да. Это бекон.
К удивлению Джонатана, Эркин управлялся со столовым прибором совсем не плохо, во всяком случае, лучше Эндрю. И рюмку держал умело. И Эндрю, словно вспоминая что-то далёкое, давно забытое, орудовал ножом и вилкой всё увереннее. В глубине души Джонатан всё-таки опасался поставить парней в неловкое положение. Он помнил, каково приходилось Фредди. Но, похоже, для парней это не самая сложная проблема. Что ж, тем лучше. И значит, задуманное ещё на Перегоне, когда он сказал парням, что за ним ужин, он сможет осуществить в полном объёме. Стоить это будет много, но парни стоят того. Но где же Эркин выучился этому? Хотя… жаль, нельзя расспросить его, ни о чём нельзя расспрашивать. Что сами скажут, то и будем знать. Но неужели вот эти парни сделали то, о чём говорил Фредди? Смогли, посмели. И так просто, за так отдали вещь, которая стоит шестьсот восемьдесят тысяч… А может, и больше. А может, они просто не знали, не понимали её ценности… Да нет, ведь не нашли, не подобрали в мусоре, в развалинах… Джонатан сразу вспомнил, как зимой только-только после капитуляции видел разгромленное здание полицейского управления графства. И как ветер гонял по свежему снегу обрывки дел и регистрационных карточек… Да, тогда, в тех условиях, могло быть… случайно подобрали, потому и легко отдали. А здесь… столько выдумки, изобретательности, холодного расчёта… и ведь они не могут не понимать, что рисковали жизнью. И всё для того, чтобы задать два идиотских вопроса… Хотя, почему идиотских? "Твоё ли это?" Эркин неграмотен, Эндрю, кажется, немного читает. Они сомневались. И удостоверились. И забыли обо всём. Или делают вид, что забыли, что ничего особенного не произошло. Едят, пьют. Подражая Фредди, не намазывают хлеб маслом, а кладут на ломти хлеба тонкие пласты масла. Смеются, вспоминая всякие происшествия перегона. Но пьют мало, очень осторожно. Эркин, похоже, просто подносит рюмку к губам, но глотка не делает. Очень красиво ест парень. Да, правильно, это он тоже должен был уметь. Ну, ладно.