Они обулись, надели куртки и шляпы и вышли. Их вечер только начинался. И у Андрея были далеко идущие планы на этот вечер.
Обычная вечерняя гульба сегодня была чуть шумнее. Соревнования кончились, обмыть выигрыш, залить проигрыш, поздравить и посочувствовать — святое дело! Победителей узнавали, поздравляли, угощали, даже продавали им со скидкой. Поэтому Андрей и Эркин начали не с еды, а с покупок.
— Мне куртку за сто тридцать уступили, — быстрым шёпотом объяснял по-русски Андрей, — а так-то, я смотрел, они под двести. Пока горячо, так надо…
— Понял, — кивнул Эркин. — Вон туда давай. Вроде он цветным продаёт, и на борьбе я его видел.
— Ага, помню. Он, кажется, на тебя играл.
— Ну, тогда точно продаст, — засмеялся Эркин.
Торговаться почти не пришлось. Продавец — он же, видимо, и хозяин, так как сбавлял цену, а продавец себе этого не позволит, хозяина побоится — действительно был на борьбе, ставил на Эркина и потому не стал дорожиться. Высыпал перед ними целую россыпь бумажников и, пока они выбирали, рассказывал Эркину, как тот здорово боролся. Эркин кивал и поддакивал. Словом, вместо семидесяти шести они заплатили по пятидесяти восьми, да ещё получили по шейному платку в придачу. Тут же переложили деньги из карманов в бумажники, а Эркин, подумав, упрятал туда и свою справку — благо, отделений много — оставив в карманах только расхожую мелочь.
— Ну вот, — Андрей, сбив шляпу на затылок, победно оглядывал вечернюю, уже всю в огнях, шумную улицу. — Теперь поедим и вперёд.
— К Дюпону не пойду, — очень серьёзно сказал Эркин.
— Кто бы спорил?! — охотно возмутился Андрей. — Туда смокинг нужен, а я его ещё на выпасе сносил.
Про ресторан Дюпона — возможно, лучший, но точно, что самый дорогой в Бифпите — среди цветных ходило множество анекдотов. Больше всего смешило то, что туда по слухам пускали только в смокинге. Ни один из цветных смокинга в глаза не видел, но кто-то сказал, что это навроде пиджака, а пиджак — это как куртка, но совсем короткий и вся грудь открыта. И теперь все шутки крутились вокруг того, что если кто придёт только в смокинге, ну, без всего остального, то как… пустят его? Должны пустить, ведь про всё остальное, включая штаны, не сказано.
— Ну, пошли, — отсмеялся Эркин. — Драться не будем?
— Некогда, — с сожалением вздохнул Андрей.
— Тогда к Сомзу.
— А куда ж ещё.
Они свернули в проулок и быстро — Бифпит невелик — оказались в цветном квартале. Сомз славился крутым характером, крепкими кулаками и поварихой Салли. Кем она приходилась Сомзу, никто не знал, так как вопросов тот не терпел, сразу начинал злобно сопеть, и если чересчур любопытный оказывался проворным и успевал убежать, то обходилось без особых увечий. Но готовила Салли хорошо. К Сомзу ходили поесть. Правда, верный своему характеру, он и здесь не терпел никаких вопросов и предложений, самолично определяя, что нужно посетителю. И о цене спорить также не полагалось.
— А, победители! — приветствовал он Эркина и Андрея. — Не жрали ещё.
Это не было вопросом, но Андрей подтвердил:
— Точно. Как в воду смотришь.
Эркин молча кивнул, усаживаясь за стол.
— Балабол! — Сомз шмякнул перед ними тарелку с буханкой тёмного хлеба, которая как сама собой распалась на толстые ломти, и рявкнул: — Салли! По полному им!
— Учить меня вздумал! — Салли уже плыла к ним, балансируя уставленным подносом. — А то я не знаю, чего с устатку нужно!
Салли подавала далеко не каждому. Обычно на рык Сомза она отвечала из кухни, что, мол, приди и возьми, готово уже, или вышвыривала оттуда наполненную тарелку или миску, ловко шлёпающуюся на стойку перед Сомзом, а он уже отправлял её по назначению.
Уставив стол мисками, тарелками и стаканами, она воинственно взмахнула подносом и исчезла в кухне. Полный комплект — это большая миска густого супа, тарелка с большим куском мяса и овощами, тарелка поменьше с чем-то острым или солёным, тарелочка или мисочка с чем-то сладким, стакан кофе и стаканчик спиртного.
— Ну, поехали! — Андрей оглядывал стол блестящими глазами.
— Смотри, не заблудись, — предостерёг его Эркин, придвигая к себе тарелку с нарезанной солёной рыбой.
Оглядев занятых обедом парней, Сомз занялся своими делами. Он умел быть очень незаметным, если ему не мешали.
Ели парни не спеша, вдумчиво, растянув спиртное почти до половины мяса. И хотя подслушать их не могли — Сомз не терпел шляющихся у столов шакалов, безжалостно вышвыривая их, если, конечно, успевал дотянуться. Обычно стоило такому только заглянуть в дверь, как Сомз начинал вздыматься, нависая над своей стойкой, и попрошайка мгновенно исчезал. Но несмотря на это говорили парни камерным шёпотом, избегая имён.
— Понимаешь, позвали они меня.
— Тебе что сказали? Не светись.
— Им этого типа знать неоткуда, сам подумай. Их тогда здесь и близко не было.
— Не заиграешься?
— А для чего я тебя зову? Вот и приглядишь за мной. Ну, посвистишь там или ещё как. И вообще…
— А то я наших в паре не видел. Стремником, значит. Ладно.
— Твоя часть…
— Врежу, не зарывайся.
— Положено так, пойми.
— В люксе нам жить положено? Мне жить, — Эркин усмехнулся, — вообще не положено. А ты мне толкуешь…
— Ты десятую долю, ну, за то стадо и за Шекспира брал? Так чего ж…?
— С тебя не возьму. И хватит об этом.
— Ну, как хочешь. Но за обед я плачу. Ты вчера платил.
— Считаться вздумал…
— Я тоже врезать могу. Учти.
Они хмуро посмотрели друг на друга и одновременно улыбнулись.