— Спасибо, Эркин, милый, — Женя медленно шагнула к нему и опять обняла за шею, поцеловала, нет, просто прижалась губами к его щеке.
— Мам, а за подарок дважды целуют?
— Сколько захочешь, — рассмеялась Женя, отпуская Эркина. — Теперь Алисе, да?
— Да, — кивнул Эркин, доставая пакет.
Взвизгнув, Алиса ринулась с кровати к столу.
— Тоже от Монро? — изумилась Женя. — Что это? Алиса, осторожно, не рви, сейчас открою.
— Сундучок! — ахнула Алиса. — И бабочка!
— Баульчик, — поправила Женя. — Как он открывается? Эркин?
— Под бабочкой… замочек…
Алиса залезла на стул с ногами, навалилась животом на стол. Наконец Женя, всё ещё в шали, несмотря на Алисину помощь справилась с замочком и раскрыла баульчик. Алиса даже не завизжала: настолько была потрясена.
— Мам, что это? Для чего оно?
— Это, — Эркин откашлялся, у него вдруг запершило в горле. — Это, мне сказали, для рукоделия. Ну шить, вышивать… Для девочки… Правильно?
— Господи, Эркин, ну конечно… Я о таком слышала, даже мечтала в детстве. Алиса, не хватай так. Это напёрсток, ой, и крючки для вязания, и челночок, Алиса, с иголками осторожней. Это ж не тряпочки, ой, даже узор нанесён. Вот вышьешь, и будет у тебя платочек нарядный. И ножницы, и тесьма… Алиса! Ты куда с ногами на стол?!
— Спасибо говорить! — Алиса встала на стол, оказавшись выше Эркина, и стала его целовать. В одну щёку, в другую и опять… — Вот, мама два раза, а я четыре, — при этом она самым бесцеремонным образом крутила ему голову.
— Эркин, сними её и шлёпни, — очень строго сказала Женя. — Разошлась совсем.
Эркин снял Алису со стола и поставил на пол, но шлёпнуть…
— Мам, он тебя тоже наполовину слушается, — заявила Алиса. — Как и я!
И тут же получила два шлепка от Жени.
— Вот и получи полностью!
— Ага, — согласилась Алиса. — Мам, а теперь дай мне его. Я его смотреть буду.
— Баульчик? Только аккуратно.
— Знаю, — кивнула Алиса, принимая на руки баульчик, и понесла его к своей табуретке, бросив через плечо: — Вы тут займитесь чем-нибудь, не мешайте мне.
— Ишь, раскомандовалась! — рассмеялась Женя. — Эркин, что с тобой?
Эркин сидел за столом и раскачивался, закрыв лицо скомканной рубашкой. Услышав Женю, он поднял на неё мокрые глаза и, опустив рубашку, с трудом выговорил:
— Я… смеяться тихо… отвык. Вот и пришлось….
— Представляю, — Женя пригладила ему взъерошенные волосы, поправила прядь на лбу. — Спасибо, Эркин. Такие подарки… дорогие наверное.
— Нет, это не из заработка, — заторопился Эркин. — Что за работу заплатили и премию, я привёз. Вот.
Он протянул Жене тряпочный аккуратный свёрток.
— Здесь две тысячи, Женя.
— Сколько? — недоверчиво переспросила она.
— Две тысячи.
Она медлила, и он, небрежно сдвинув на 3гол стола свои вещи, при этом несколько рубашек и что-то из белья упало на пол, развернул свёрток и стал выкладывать перед Женей радужные кредитки.
— Вот, это четвертные, за работу, зарплата называется. Двести пятьдесят я ещё перед отъездом получил, тогда ещё отдал тебе, двести пятьдесят в Бифпите, когда пригнали бычков, и двести пятьдесят в имении под расчёт. У меня вычетов не было, вот, пятьсот. А сотенными — это премия, тысяча пятьсот за привес, я не понял, как это высчитывается, там проценты какие-то, но вот столько дали. Всего две тысячи. Правильно? И вот ещё, — он достал из куртки бумажник. — Вот, я там играл, в шелобаны, на спор держал. Призовые деньги, ну, что на олимпиаде давали, я все потратил, и ели мы, вот, осталось, двести семь ещё… Вот, Женя.
— Господи, Эркин, — Женя как-то недоверчиво рассматривала денежные россыпи, — это же сумасшедшие деньги! Я столько сразу даже не видела никогда, — она подняла голову и посмотрела на него, тёмного от загара и смущения, на его глаза… — Спасибо, Эркин, милый. Как же ты устал наверное.
— Нет, нет, Женя. В Бифпите последняя неделя… ну, там работы уже не было почти. Так, с лошадьми, только. А в имении три дня уже так, дурака валяли, а не работали.
— Ну, ты это только говоришь, — Женя медленно, очень аккуратно собрала четвертные и сотенные кредитки, сложила их пачкой.
— Возьми и эти, — он показал на мелкие кредитки из бумажника.
— Нет, — Женя строго покачала головой. — Ты же взрослый мужчина, ты не можешь ходить без денег. Тебе надо поесть, надо… ну, мало ли чего надо. Ты вот к Андрею пойдёшь… Нет, это оставь себе, — и улыбнулась. — На текущие расходы, — и, так как он медлил, не брал деньги, тихо сказала: — Я помню, отец маме всю зарплату отдавал, но у него всегда оставались… его деньги, для себя, понимаешь? Это — на хозяйство, вечером сядем и решим, как их тратить, а это… это твои. Понимаешь?
Эркин кивнул и взял деньги, сложил их в бумажник. Женя подошла к комоду, но пачка оказалась слишком толстой для шкатулки, пришлось взять тряпку, в которой их хранил Эркин, и так, тряпочным свёртком положить прямо в ящик.
— Вечером разберу.
— Да, — он спрятал бумажник, сгрёб свои вещи. — Пойду, разложу всё.
— Ой, кукуруза! — ахнула Женя и метнулась на кухню, но тут же вернулась, сняла шаль и бережно положила её на кровать. — Вот, пусть пока здесь.
Алиса, ни на что не обращая внимания, рассматривала свой баульчик, ведя оживлённую беседу с ним и с остальными игрушками. Эркин пошёл в кладовку и стал разбираться с вещами. Рубашки, трусы, носки, портянки… Рубашек много набирается, и ещё тенниска, штаны… это у него сколько выходит? На нём, старые и рабские, с ума сойти, носи не хочу. Носки длинные под сапоги. Так, полотенца, мыло. Кружка, миска, ложка… пусть в мешке лежат. Куртка рабская…. На гвоздь её, пусть висит. Фляга… в мешок, комок тряпочный для шитья… туда же, жестянка с чаем…