А сама эта мысль насчёт жильца оказалась очень удачной. Ей удалось как бы невзначай проболтаться Элме в одной из бесед. Разговор зашёл о бездененежье, о том, что война кончилась, а легче не стало. И Женя очень естественно сказала.
— От бедности на что только ни пойдёшь. Я вот койку сдаю.
— Вот оно что, — протянула Элма. — И хорошо он платит?
— Платит немного, — ответила Женя. — Но зато всю тяжелую работу делает.
— Да-да, Джен, — закивала Элма. — Может, это и разумно. Ведь сейчас не война, чтобы леди колола дрова и носила воду.
Женя с трудом сдержала смех оттого, что её, наконец, признали леди. А уж Элма раззвонила по всему двору, а может и кварталу. Но это уже Женю не беспокоило. Нет, всё очень удачно.
Она так рано вернулась, что Алиса не успела соскучиться, а Эркин ещё спал.
— Он всё спит и спит, — пожаловалась Алиса.
— Он устал, — Женя спрятала в шкаф свой костюмчик. Кофточку бы надо обновить. — Тебя о нём не спрашивали?
— Не-а, — замотала головой Алиса. — Только вчера Джанис спросила, где он спит, а то у нас тесно. Я сказала, что на полу. Я правильно сказала?
— Правильно, — Женя поцеловала дочку в щёку. — Значит, ты с Джанис играла?
— Не-а, я с Линдой играла. У сарая. Джанис подошла сама и сразу ушла. Мама, а почему она Эрика называет краснорожим?
— Потому что она грубая и невоспитанная девочка, — сразу ответила Женя, грохоча кастрюлями.
— Значит, хорошо, что я с ней не играла? — сосредоточенно нахмурилась Алиса.
— Да. Чем с такой, лучше одной.
— Ага, — кивнула Алиса. — Понятно.
Возясь с обедом, Женя поглядывала на стоящую рядом дочку. Что она поняла, какие у неё свои мысли, что она вообще думает об Эркине и всей их жизни?
— Неси на стол, — вручила она Алисе тарелки. — Сейчас обедать будем.
Через минуту Алиса вернулась.
— Мам, а Эрик ещё спит. Будить?
— Не надо. Пусть спит.
Но когда она вошла в комнату с кастрюлей супа в руках, он уже сидел на кровати, свесив ноги и растирая кулаками глаза.
— Как раз к обеду проснулся, — рассмеялась Женя.
— Еду не проспишь, — серьёзно ответил Эркин, ещё раз зевнул, встал и вышел.
Его слегка пошатывало со сна, и Алиса засмеялась, глядя на его неуверенную походку, даже Женя улыбнулась. Вскоре он вернулся, уже совсем бодрый, умытый, с влажными волосами — опять голову под рукомойник сунул. Покосившись на Женю, натянул штаны и рубашку и сел к столу.
— Значит, еду не проспишь? — поддразнила его Женя, разливая суп.
— Никогда!
Убеждённость ответа заставила Алису фыркнуть.
— Так где ты работал?
— В больнице, — он торопливо проглотил и продолжил. — Стеллаж сделали. Думали, за ночь не управимся.
— Вас хоть накормили?
Легкая тень промелькнула по его лицу.
— Там девочки, санитарки, они из угнанных, поделились с нами, — Эркин невесело усмехнулся. — Они нам свой обед отдали. А мы им потом сигареты, нам по пачке досталось. Пусть поменяют себе.
— Вот кстати, — вспомнила Женя. — Возьми сигареты и тоже выменяй.
Он поднял на неё недоумевающие глаза. И Женя стала объяснять.
— Ну, ты сам подумай, откуда у меня могут быть сигареты? Плату с жильца я сигаретами брать не могу, ведь так? Так. А ты другое дело.
— Д-да, — его недоумение сменилось растерянностью и тут же согласием. — Конечно, так. Хорошо. А что выменять?
— Сам посмотри, — Женя уже знала, что фраза типа "что хочешь" успеха у него иметь не будет.
Эркин кивнул. Сигарет набралось много, можно будет поискать.
— Ты сегодня ещё пойдёшь на работу?
— Нет, — мотнул он головой. — Сегодня бал, и работы наверняка не будет. — И поднял на неё заблестевшие глаза. — Там будет здорово. Мы, когда уходили, заглянули в один зал. Очень красиво.
Женя засмеялась и встала, собирая посуду. Сейчас она всё быстренько помоет и начнётся самое волнующее для любой женщины — сборы на Бал. Чем бы занять Алису и Эркина, чтобы не отвлекаться на них?
Но Эркин ушёл во двор что-то делать в сарае, а Алиса села на свою кровать в обществе своих игрушек и застыла в созерцании.
Эркин уже привычно распахнул дверь сарая и подпёр ее камнем. Огляделся. Дровяная часть в порядке. Можно подточить топор. Андрей как-то показал ему свой и рассказал о точке. Сваленные в углу всякие хозяйственные мелочи он уже разбирал. Там был точильный камень. Бруском. Эркин отыскал его, сел на пороге сарая и взялся за работу. Сделает топор, займётся остальным. Чтоб не чинить, когда понадобится.
Чья-то тень легла ему на колени и руки. Эркин медленно поднял голову и увидел немолодую полную женщину. Он уже видел её во дворе, видел как-то Женю, разговаривающей с ней. Что ей надо? Она молчала, и он уже думал приняться за работу, когда она заговорила.
— Мне нужно переколоть дрова. Ты можешь это сделать?
Эркин отложил топор и точило и встал, оказавшись на голову выше женщины. Она сразу отступила на шаг, почти шарахнулась.
— Да, мэм. Только колоть, мэм?
— Да, — твёрдо ответила она. — Переколоть и сложить.
— Хорошо, мэм. Я могу это сделать.
— Сколько это будет стоить?
— Лишнего я не возьму, мэм.
Теперь он хорошо видел её лицо. Не злое, но брюзгливо отчуждённое, как у большинства белых женщин, когда они разговаривают с цветными. Он привычно смотрел не на неё, а вбок. Прямой взгляд может быть расценен как дерзость или ещё хуже. Смотреть в упор на белую женщину разрешено только спальнику и только во время работы, а то тоже могли влепить так, что мало не было. Видимо, она сочла его взгляд и тон достаточно смиренными, и её голос стал чуть мягче.