Эркин с силой оборвал эти мысли и пошёл в комнату. Женя сказала, чтобы он посидел с Алисой. Что ж, надо, значит, надо. Не самое сложное.
Алиса его ждала.
— А почему ты про Золушку не знаешь?
— Мне не рассказывали, — пожал он плечами.
— Тогда садись, я расскажу.
Он посмотрел на сумеречное окно.
— Пойдём на кухню. Я буду лучину щепать, а ты рассказывать.
— Ага, — охотно согласилась Алиса.
На кухне он устроился у плиты, а Алиса рядом на табуретке с неизменным Спотти в руках.
— Слушаешь?
— Ну, давай, — Эркин выбрал полено и отщипнул первую лучину.
— Жила-была одна девочка, — нараспев начала Алиса, очень гордая своим превосходством в знаниях. — А мамы у неё не было.
1991; 15.06.2010
Бальная атмосфера окутывала Мейн-стрит. Витрины смотрелись праздничной иллюминацией. Сумерки делали людей загадочными и неузнаваемыми. Мелькали бойцы самообороны в начищенной форме, но и они казались частью сказочной обстановки. И потом, кто-то же должен следить за порядком. Женя была со всем сейчас согласна. Предвкушение праздника делало всё и всех нарядным и необыкновенным. И приближаясь к белой, украшенной цветами и гирляндами лестнице, она уже не помнила ни о чём, даже об Алисе и Эркине. Она пришла на Бал.
— Мисс Джен! — её нежно взяли за локоть.
Женя вздрогнула и оглянулась. Хьюго Мюллер смотрел на неё, счастливо улыбаясь.
— Я счастлив видеть вас. Я так боялся, что вы не придёте.
— Как же я могла не прийти, — Женя, улыбаясь, позволила взять себя под руку, — когда меня пригласили.
Она взяла с собой, на всякий случай, оба билета, но сейчас, увидев Хьюго, его счастливое лицо, приняла решение.
Хьюго, ловко лавируя в толпе, провел её в дамскую комнату, где улыбающаяся миссис Хартунг — известная всему Джексонвиллю злая сплетница — заботливо показала ей шкафчик для плаща и всего, что можно и нужно оставить, и восхитилась её молодостью, свежестью и туалетом. Тут же переобувались и переодевались другие дамы и девицы. Никакой прислуги. Со смехом и шутками помогали друг другу, делились духами и пудрой. Суетилась с иголками и нитками миссис Роджер, подшивая и стягивая оборвавшиеся и распоровшиеся места. Будучи приглашенной, Женя спокойно оставила сумочку, а значит и деньги, в шкафчике вместе с плащом и уличными туфлями и ещё раз покрутилась перед большим, явно оставшимся от прежнего убранства и чудом уцелевшим в заваруху зеркалом.
— Джен, милочка, вы изумительны!
— Спасибо, Ирэн. Покажитесь. Боже, какая прелесть!
— Это ещё бабушкины.
— Боже милосердный, вы только посмотрите на Фанни!
— Фанни, вы великолепны!
Ах, как они хвалили друг друга, заботливо поправляя, застёгивая и подтягивая. Женя ещё немного поплескалась в этом море доброты и бескорыстного восторга и вышла к Хьюго, размягчённая и возбуждённая одновременно.
Хьюго ожидал её в небольшой компании курящих и болтающих мужчин. Увидев Женю, он немедленно бросил собеседников и поспешил к ней. И под руку с ним Женя вошла в зал.
Она никогда не бывала в особняке старого Мейнарда: его приёмы были не для "условно белых", и ей не с чем было сравнивать открывшееся перед ней великолепие. Увитые зеленью колонны, гирлянды разноцветных лампочек, блестящий медово-жёлтый паркет, щедро украшенная эстрада для оркестра в глубине зала, обитые бархатом банкетки у стен для желающих отдохнуть, — всё приводило Женю в восторг.
Хьюго предложил зайти в развёрнутый в одной из соседних комнат буфет, но Женя отказалась. Нельзя же все удовольствия сразу, надо что-то и на потом оставить. Ведь Бал до утра, не так ли? И они продолжали ходить среди таких же прогуливающихся в ожидании танцев пар и групп, раскланиваясь со знакомыми. А знакомыми были все или почти все.
Зал заполнялся, и ходить становилось всё труднее. Хьюго усадил Женю на банкетку у самой эстрады. Женя болтала с ним легко, не задумываясь над словами. Странное чувство лёгкости, беззаботности, от которого она отвыкла за эти шесть лет, охватило её. Нет, она не хочет ни о чём думать. Она будет танцевать и веселиться.
На эстраду поднялись и заняли свои места музыканты, Хьюго встал и предложил ей руку. Но вместо музыки на эстраде появился Норман в ослепительно белом смокинге.
— Леди и джентльмены, — прозвенел над собравшимися его сильный чистый голос.
Заполненный зал затих. Норман оглядел зал блестящими от возбуждения глазами, явно кого-то нашёл и продолжил.
— Сегодня знаменательная ночь. Бал Весеннего Полнолуния! — все зааплодировали. — Леди и джентльмены, закончилась эта ставшая бессмыслицей война, наступил долгожданный мир, и мы празднуем весну мира. Мы одна раса и нет, не может быть между нами вражды. Мир, леди и джентльмены! — аплодисменты вспыхнули с новой силой. — Сегодня у нас гости! — продолжал Норман. — Мы приветствуем мужественных воинов. Их награды получены на поле брани. Мужество всегда должно быть вознаграждено! — люди оборачивались в поисках тех, о ком говорил Норман. — Я прошу выйти наших гостей сюда, чтобы мы могли видеть их и приветствовать.
На мгновение наступила тишина, и в этой тишине на эстраду поднялись двое офицеров в незнакомой Жене форме. Вернее, незнакомыми были их нашивки, эмблемы и ордена, а сама форма, в принципе, немногим отличалась от имперской. Один из офицеров — очень высокий блондин с мягко вьющимися коротко подстриженными волосами. "Наверное, это и есть тот красавец из комендатуры, о котором болтали в конторе", — подумала Женя. Второй — чуть ниже ростом, настолько широкоплечий, что казался коренастым, а его русые с золотистым отливом волосы топорщились ёжиком. Лица у обоих покрывал красновато-золотистый загар, подчёркивающий светлый цвет глаз. Норман зааплодировал, и аплодисменты поддержал зал. Офицеры поблагодарили сдержанными кивками и снова спустились в зал.