Аналогичный мир - Страница 74

— Мы открыты всегда! Мы сами выбрали этот девиз, Лилли, и отступать нельзя.

— Да, конечно. Мы всю войну не закрывались.

— Ну, Лилли, мы войны толком и не видели.

— Бог спас, Милли.

— Да, бог спас.

Миллисент отпила глоток. Не так уж много истинных радостей в жизни, чтобы отказывать себе в маленьком удовольствии. Хороший кофе был слабостью сестёр.

— Какая все-таки странная пара, — Лилиан задумчиво смотрела в огонь.

— Да, — Миллисент сразу поняла, о ком идёт речь. — Белый и индеец. И ты заметила, Лилли, белый договаривался о плате, инструменты его, но индеец не подчиняется ему. Они действительно напарники. В прямом смысле.

— Да, это видно. Но, Милли, может он цветной или из "недоказанных"?

— Ну, по виду он чисто белый. И ни один "недоказанный" не будет на равных с индейцем. Кстати, и ни один нормальный индеец не будет так держаться с белым.

— С нормальным белым.

— Да, Лилли. И одежда… Армейская рубашка, сапоги и куртка рабские.

— У индейца рубашка магазинная.

— Да, и из неплохого магазина. И ты заметила штопку? Я не знаю, кто в городе умеет так штопать.

— Он мог её получить за работу.

— Да, конечно. Но почему белый таскает с собой куртку, а индеец нет? Оставил на квартире? Они не похожи на бездомных.

— Да, но живут раздельно. Белый вчера, когда договаривался, был один.

Они помолчали, наслаждаясь кофе. Лилиан вздохнула.

— Но как же он красив.

— Да, и шрам его совсем не портит.

Лилиан засмеялась.

— Без шрама он походил бы на спальника.

— Лилли! — Миллисент опустила чашку на колени. — Ты умница! Конечно же, он спальник.

— Индеец-спальник?!

— Ну конечно! Вспомни, как он двигается, как носит одежду. Конечно, это редкость, но может, он именно поэтому и уцелел.

— Но, Милли! С такими руками и спальник?!

— Он, наверное, уже до капитуляции был на другой работе. Хотя не представляю, зачем держать спальника и не использовать его. И сейчас… ну там, где он живёт, он спальником не работает.

— Ты права, Милли, иначе бы он никогда не нанялся на стройку.

— Значит… — Миллисент задумчиво прикусила губу, — значит… Нет, не могу представить, кто ему мог дать жильё и не использовать.

— Ну, — осторожно сказала Лилиан, — это не обязательно… белая. Они могут жить и в Цветном квартале.

— Для Цветного квартала они слишком чисты. Там так не следят за одеждой. И стирают они не сами, им стирают. А индейцу и гладят.

— Да, я заметила. Милли, шрам у него свежий, не так ли?

— Да. Значит, он перестал быть спальником не из-за шрама. Как ты думаешь, Лилли, могут они… быть парой?

— Нет, Милли. Тогда бы они и жили на одной квартире. И… и обращение было бы другое. Ну, с Бьюти.

— С ней заигрывал белый.

Лилиан негромко засмеялась.

— Индейцу она тоже понравилась. Но он уступает её белому. Нет, Милли, между ними совсем другие отношения.

— Кстати, белый тоже красив.

— Я бы сказала, обаятелен. И кажется, он моложе индейца. Ненамного, но моложе.

— Они оба пришлые. Белого бы мы увидели и раньше, а в нашем Паласе, — Миллисент лукаво подмигнула сестре, — индейцев не было, не так ли?

Лилиан ответила смущённой улыбкой. Миллисент долила себе и сестре кофе и выключила спиртовку под кофейником.

— Интересно, Милли, сколько они провозятся с пристройкой?

— Ну, завезти товар мы успеем.

— Хотелось бы открыть к Дню Матери.

— Ты думаешь, цветных это волнует?

— Милли, посмотри на Нанни и Бьюти. Вспомни, когда мы купили Бьюти, как изменилась Нанни. Она даже придумала Бьюти отца и рассказывала мне, да и тебе, Милли, о своих приключениях с неким, — Лилиан с удовольствием рассмеялась, — гостившим у нас джентльменом. Она даже забыла, что родила всего однажды от дядюшкиного кучера-черныша и то мёртвого мальчика. Десятая дочь — дочь по закону. Мы даже не говорили ей ничего, вспомни. Она сама спросила, и ты кивнула. И для неё всё решилось. И Бьюти… как она любит Нанни, зовет её мамой, и верит, действительно верит, что Нанни её мать.

— Да легковерие цветных, Лилли, меня иногда изумляет. Они готовы верить всему, что скажет им белый.

— Не думаю, чтобы этот индеец был столь же легковерным.

— Но индейцы вообще сильно отличаются от негров. И ты заметила, он отвечает только на прямые вопросы. И то не на все. Отмалчивается он неплохо.

— А белый отшучивается. Они стоят друг друга, Милли.

— Да, разговорить их трудно. Да и стоит ли? Если они действительно живут у кого-то в белых кварталах, мы и так всё скоро узнаем.

— Ты знаешь, Милли, я думаю, Бьюти сможет узнать побольше. От неё они так таиться не будут.

— Как знаешь, Лилли. Но посмотрим.

— Конечно.

Лилиан допила кофе, Миллисент заботливо накрыла сервиз и остатки пирожных вышитой салфеткой.

— Позвони Нанни, — попросила она. — Пусть уберёт. Я оставила пирожных.

— Да, конечно, — закивала Лилиан, — пусть побалует Бьюти.

О бале они не говорили. Миллисент дала сестре полный отчет ещё утром. Самое главное — знакомство с комендатурой — было сделано, как они любили: изящно и ненавязчиво.

Женя проснулась ночью от странного чувства. Что-то менялось. Не в ней, в окружающем. Что? Дождь? Нет. Она осторожно, чтобы не разбудить Эркина и Алису, села на кровати. В комнате было темно и тихо, тёплой сонной тишиной. Но что-то же разбудило её. Что? Это не опасность. В этом незримом и неслышном изменении не было ничего тревожного. Нет, страх она узнавала в любом обличье, это что-то другое. Какое-то напряжение в воздухе. И не снилось ей вроде ничего такого…