Эркин внимательно посмотрел на него.
— Тебе, похоже, тоже надо… язык малость отпустить.
— Надо, — кивнул Андрей. — В другой раз. Скоро светать начнет.
Эркин закинул голову и засмеялся.
— Точно. Проболтали сон.
— Отпраздновали, — засмеялся Андрей. — Давай хоть на остаток храпанём.
Эркин кивнул и встал, потянулся, сцепив пальцы на затылке.
— Ложись. Я к стаду схожу.
— Чего так?
— Мало осталось. Разоспимся, упустим.
— Я сосну, — мотнул головой Андрей. — Давай тогда так…
— Давай, — сразу согласился Эркин. — А я днём своё возьму.
— Идёт.
Эркин шёл к стаду. После первых же шагов земля перестала пружинить под ногами. И не опьянел он так уж особо. Просто… отвязал язык. Чтобы о Зибо не думать. Зибо-то его сыном считал. Как же страшно обманули старика… Старика? А сколько ж лет Зибо было? Он же видел его номер. Ярко-желтый, как у всех негров, такой же, как у него самого, только у него чёрный. Ну да, краску так подбирают, чтобы сразу заметно было. Нет, он же видел этот номер. Как же там…
Он обходил стадо. Подсвистывал, напевал обрывки каких-то песен. И мучительно думал, вспоминал, будто это было так важно. И вспомнил. Остановился и, загибая пальцы, шевеля губами, стал считать. Сбивался, ругался шёпотом и снова считал. И снова выходило. У них разница в двадцать три года. Когда его привезли в имение, Зибо было сорок три года. И умер он… нет, года он не знает, но это было до Освобождения… А ему самому двадцать пять. Зибо бы сейчас было сорок восемь… Эркин вдруг всхлипнул… Совсем он пьяный, что ли? Ведь мало же выпил. Сорок восемь… Как сказал тогда этот краснолицый, что гостил в имении? Они шли мимо скотной, гость и хозяин, а он как раз мыл пол у дверей и услышал.
… - Мужская зрелость после пятидесяти, мой дорогой…
И смех. Они… они всегда смеялись… Будьте вы прокляты, все, все до единого! Кому из рабов вы дали дожить до пятидесяти?!
Эркин выругался уже в полный голос. Запрокинул голову и памятным с детства усилием сдержал, втянул обратно слёзы. Вот так! Получалось это не всегда, но сейчас вышло. Сволочь он, конечно, и скотина бесчувственная. Назвал бы Зибо хоть разок отцом, язык бы не отвалился, а старику стало бы полегче. Старик Зибо. По рабским меркам много прожил. Умер не на Пустыре, и не в Овраг свалили, а похоронили. И он невольно торжествующе улыбнулся воспоминанию. Как сказал тогда Грегори? "Свезёшь в овраг, а там сам знаешь". Хорошо, что Грегори лень было к Оврагу тащиться.
Светлело. Проступала роса. Эркин обшарил глазами небо. Вроде, ровно светлеет, без пятен. Может, и не будет дождя. Пора разводить костёр. И вообще… жить дальше.
* * *
Ровно стрекотали машинки. Лопасти вентилятора под потолком без устали месили горячий воздух. На клавишах машинок блестели следы потных пальцев.
Женя допечатала лист, протёрла руки салфеткой и только тогда вытащила его из машинки и положила в стопку.
— В этой жаре работать совершенно невозможно, — пожаловалась Этель. — Неужели нельзя поставить кондиционер?!
— Ну, наша провинция, — засмеялась Ирэн, — ещё не поднялась до таких высот цивилизации.
— Да?! — Майра даже подскочила на месте. — Вы знаете, комендатура была у Хокса с инспекцией и распорядилась поставить кондиционер и вентиляцию. Иначе штраф и так далее, вплоть до закрытия.
— Может, и нам пригласить эту инспекцию? — засмеялась Рози.
— Без толку, Рози, — авторитетно заявила Этель. — Это распоряжение касалось только цеха, где работают цветные. Ну, где у него протравка вся и прочая гадость. А мы — белые, о нас русские не будут заботиться.
— Ах, пусть не заботятся, — простонала Ирэн, — лишь бы не мешали.
— А чем они вам мешают, милочка? — заинтересовалась Майра. — По-моему, вы были без ума от этого офицера. Арсения. Не так ли?
— Ну, не я одна, — засмеялась Ирэн. — Полгорода с ума посходило. Красавец, герой и так далее.
— Герой! — фыркнула Этель. — Всё-таки я не согласна. Пусть они белые, но их геройство… неужели мы забыли, что была война, что их геройство — это смерть наших близких, крушение нашего мира. Может, их мир и лучше, я не знаю, может быть. Но этот мир был нашим. И мы были счастливы в этом мире.
— О да! — резкий голос миссис Стоун хлестнул по ушам. — Мы были счастливы.
Обычно замечания миссис Стоун прекращали разговор, но сегодня Этель не отступила.
— Да, миссис Стоун! — Этель вызывающе вскинула голову. — Мы были счастливы! Каждый мог быть счастлив.
— И рабы? — спокойно и совсем не язвительно спросила миссис Стоун.
— Да! Посмотрите на нынешних цветных. Грязные, оборванные, голодные. Да разве кто держал так рабов?! Вспомните. А кто воспитывал их? Заботился…
— Честность так и не воспитали, — засмеялась Майра. — Воровали и будут воровать. Я помню…
— Да, — перебила ее Этель. — Сахар из сахарницы, и вообще, еду без присмотра нельзя было оставить. А сейчас? Тащат всё, что увидят. Работать не хотят и не умеют, простейшего дела нельзя поручить.
— Вы несправедливы, Этель, — спокойно возразила Ирэн. — Среди них попадаются вполне приличные, для цветных, разумеется, экземпляры. Видимо, от хороших хозяев.
— По-настоящему, приличные, как вы говорите, остались у хозяев! — не сдавалась Этель. — И вообще, цветным не свойственны высшие чувства. Я говорила о нас.
— Вы были счастливы, Этель?
— Да, Рози. И вы, и вы, и вы… Да все. Мы просто не понимали своего счастья, не ценили его.
— Успокойтесь, Этель, — Ирэн подошла к ней и нежно поцеловала в щёку. — Будем надеяться, что будет лучше.