Аналогичный мир - Страница 206

206

Женя проводила его до калитки. Он церемонно поцеловал ей руку на прощание, и она вернулась в дом, запирая за собой двери. И зачем он приходил? Ну, этот визит её никак не скомпрометирует.

— Мам, — встретила её Алиса, — а чего он приходил?

— В гости. — Женя поцеловала её в щёчку. — А ты умница, очень хорошо себя вела.

— Мг, — против обыкновения Алиса не потребовала сразу чего-то, а продолжала размышлять, насупив брови. На покрасневшей от напряжения коже они казались белыми. — Мама, не мешай мне. Я думаю.

Женя быстро убирала со стола. Алисе, похоже, Гуго совсем не понравился. Впрочем, как и она ему. Ну что ж, обычное явление. За эти пять лет в её жизни время от времени возникали мужчины. Женя не могла пожаловаться на невнимание. Её замечали, начинали ухаживать. И ухаживали. До определённого момента. Знакомства с Алисой. Летящая на полной скорости машина флирта тормозила, а при выдаче информации о "недоказанности" разворачивалась и удирала на столь же максимальной скорости. Это обижало, потом смешило, потом она привыкла. Как ей сказал как-то Роберт, да, так его и звали. Не Бобби, не Боб, не Роб, а именно Роберт. И, кстати, единственный, кого не испугала "недоказанность" Алисы. Алисе было чуть больше года. Роберт пришёл, когда она кормила раскапризничавшуюся Алису. Он посмотрел, улыбнулся и сказал.

— Женщина с ребёнком — самое трогательное зрелище в мире. Но чужой ребёнок — это как квартира на восьмом этаже без лифта и воды. Добровольно не соглашаются.

Роберт ничего не просил и не предлагал. Приносил Алисе каждый раз какую-нибудь безделицу — конфету, яблоко, дешёвую игрушку, а её смешил, рассказывал забавные истории…. Кто знает, во что бы это, в конце концов, вылилось, но появились те самые, и ей пришлось бежать, всё бросив.

— Мам, — Алиса дёрнула её за платье.

— Ну, до чего ты додумалась?

— Он плохой, мама, пусть он больше не приходит.

— А чем он тебе не понравился? Принёс цветы…

— Ну и что! И цветы у него плохие. И… и смотрит он плохо. Он плохой, — убеждённо повторила Алиса. — Эрик лучше.

— Ну конечно, — засмеялась Женя, — он тебе конфеты свои отдавал.

Алиса посмотрела на неё, удивлённо раскрыв рот, и вдруг заревела.

— Ты что? — Женя бросила недомытую тарелку в тазик и присела, обняла Алису. — Ты что, моя маленькая?

— Даа, — рыдала Алиса, — я его так просила, Я ему и конфеты обещала, и слушаться. А он ушёл.

С трудом Женя разобралась в её рассказе и не знала, плакать ей или смеяться.

— Ну, не плачь, не плачь, моя маленькая. Он вернётся.

— Даа, — Алиса тёрлась зарёванным лицом о её плечо, — он тоже обещал, а его нет и нет.

— Вернётся, рыбка моя, зайчик мой.

Она целовала, успокаивала Алису и словно заговаривала, заклинала судьбу.

— А когда?

— Осенью, — и Женя повторила его слова. — Когда трава пожухнет.

— Это как? — Алиса ещё всхлипывала, но уже тише.

— Он телят пасёт. Когда трава станет жёсткая, невкусная, он и вернётся.

— Она и сейчас жёсткая. И жжётся.

— Это ты крапиву тронула, — засмеялась Женя. — Она всегда жгучая.

Она успокоила и уложила Алису. Быстро закончила с вечерними делами и легла. Её время. Когда она закрывает глаза и видит Эркина. Только если раньше ей было нечего вспоминать, кроме ночи в Паласе, то теперь — она улыбнулась — теперь у неё большой выбор. И ночей, и дней. Яркий душный день, когда с раннего утра и до сумерек во дворе звенела пила и ухали топоры. Когда он с Андреем за день сделали столько, что ворчливый, вечно всем недовольный старый брюзга и отставной майор из пятого номера одобрительно высказался о них. Правда, одобрение вылилось в осуждение русских, которые своим дурацким освобождением лишили кого-то таких рабов. Она даже растерялась, не зная, как реагировать, и промолчала. И вечер, когда он, весь мокрый, бледный, выложил на стол свой первый заработок и робко спросил.

— Это очень мало, да?

И как всё чище и правильнее он говорил по-русски, стараясь не коверкать, не искажать слова. Ну, а по-английски он так говорит, что кое-кому из белых стоит поучиться. И как он, чудак, стесняется своих рук. Сверху ладонь узкая, с длинными тонкими пальцами, ну не совсем узкая, а точно по пропорции, а вот ладонь покрыта как коркой из мозолей. Нашёл чего стесняться. Даже вазелин брал. Правда, всего два раза. Потом бросил заниматься этим. Надоело, или просто сообразил, что это ей ни к чему. Он же всё для неё делал. Ёжик колючий. Чуть что, опустит голову, глаза. Не трогай его и всё тут.

Женя потянулась в полусне, провела руками по телу. Шесть лет она ждала его. Сразу, ещё тогда знала, что прощается навсегда, и верила, ждала встречи. У неё даже был безумный план. Накопить много-много денег и откупить его. Безумная затея. У неё никогда не будет столько денег. Ей как-то случайно, по другому поводу, назвали цену на спальника, и она ужаснулась. Совершенно нереальная, невозможная для неё сумма. И где она его найдёт? И как? Номера его она не помнит. А имя… рабу не положено имя, он доверил ей своё имя как самое дорогое, как единственное своё достояние, и она, что же, выдаст его? И… и как она его купит? Один раз в мечтах она это представила. Она приходит на рабские торги, видит шеренгу полуобнажённых — на торгах строго следили за приличиями — мужчин, видит его и… и, тыча в него пальцем, говорит: "Я его покупаю", — так что ли? И как она после этого поглядит ему в глаза? Он не может, не должен быть рабом. Она же в Палас после этого раза и ногой. Хотя ей говорили девочки, что раз ей так понравилось, то можно сразу заказать определённого спальника. А номера не помнит, так это пустяки, в каждом Паласе есть каталог-реестр. Другое дело, что спальников часто меняют. Нет, она не смогла. И какое же чудо, что они встретились. Он вернётся, он сказал, что вернётся, что хочет вернуться, значит, надо ждать. Больше ей ничего не остаётся. Только ждать.

206