Аналогичный мир - Страница 279

279

— Ну!

Но он уже занял прежнюю позицию, и она смилостивилась.

— Хорошо, индеец.

Теперь она держала его за голову, прижимая к себе, дёргая за волосы. Когда удавалось, он целовал её в подставившееся ухо или шею. Наконец она замерла, уронила руки. И задрожала всем телом, даже постанывая. У неё подкашиваются ноги, и он по-прежнему держит её, не давая упасть. По её телу проходит судорога, и она твёрдо встаёт на ноги.

— Всё. Давай всё. Слышишь? Я хочу всё. Кончай, ну!

— Да, миледи. Слушаюсь, миледи.

С последним ударом он опять вбрасывает струю и медленно выходит из неё, убирая руки, и отступает на шаг. Переводит дыхание. Она поворачивается к нему, пошлёпывает по груди, улыбается.

— Иди, обмойся и приходи.

— Слушаюсь, миледи.

На этот раз в камере на полу рядом с душем стоит бутылочка с жидким мылом. Он обливает себя, растирает по телу маслянистую, сразу вспухающую пеной жидкость и встаёт под душ, смывая пот и её слизь, засохшую на ногах. Теперь сушка. Хорошо бы промазаться, но раз нет, то нет. Он наскоро растирает себя на сухую ладонями и выходит.

— Иди сюда, индеец.

Она сидит на кровати, рядом со столиком и ест. Когда он подходит, показывает ему рукой.

— Доедай.

— Спасибо, миледи.

Она смотрела на него, пока он доедал надкусанные сэндвичи, кивком разрешила допить почти полную чашку того же коричневого с белыми разводами напитка.

— Ты сыт?

— Да, миледи. Спасибо, миледи.

— Скоро за тобой приедут.

На это трудно придумать ответ, и он молчит.

— Стань сюда.

Он встаёт перед ней, почти касаясь коленями её колен, она поднимает руку и подставляет ладонь под его мошонку и несколько раз чуть приподнимает её и опускает, словно взвешивает, потом проводит пальцами по члену. Она что, впервые разглядела? Она порывисто встаёт и оказывается вплотную к нему.

— Жалко, что я заснула ночью, — она обнимает его за шею. — Ведь ты не устаёшь от этого?

— Нет, миледи.

Он обнимает её, готовясь работать, но она тут же отстраняется, и он убирает руки.

— Принеси мою одежду.

— Да, миледи.

Знать бы ещё, где она. Ведь утром убирали. Наверное, вот это. Там, где вчера остался её халат. Он берёт аккуратную стопку вещей и оборачивается к ней.

— Да, неси сюда, — кивает она, а, когда он подходит, с улыбкой спрашивает. — Раздевать ты умеешь. А одевать?

— Да, миледи.

— Посмотрим, — смеётся она.

Одевать приходится редко. Да и обычно, пока одеваешь, так распаляются, что приходится раздевать обратно. Но он это умеет. Да и одежда простая. Чулки, пояс с резинками, трусики, бюстгальтер и вчерашний халат. Одевая её, он, как и положено, целует её, благодарит за оказанную милость. И вот она стоит перед зеркалом, оглядывая себя. Ну, теперь-то уж точно конец. Хотя кто знает, что ещё ей придёт в голову?

— Принеси свою одежду сюда. Я хочу посмотреть, как ты одеваешься.

— Да, миледи.

Он приносит из камеры свою одежду и начинает одеваться. Медленно, искоса следя за её жестами: не последует ли нового приказания. Штаны, рубашка, ботинки… Он берётся за куртку, когда она с улыбкой кивает:

— Молодец, индеец. Мало кто умеет это делать красиво.

— Спасибо, миледи.

Она подходит к нему, мягко пошлёпывает его по щеке, он целует её ладонь.

— Жди здесь, индеец.

И выходит. В ту дверь, через которую его привели сюда…

…- Та сколько ж дверей?

— Я две насчитал. В углах. У окна, и в другом, рядом с камерой…

…Он стоит, держа куртку в руках и разглядывая в зеркало спальню. И в зеркале видит, как в ту же дверь вталкивают… спальника. Дверь закрывается, и спальник стоит возле камеры и смотрит на него. Это мулат, старше него, да, точно, сильно за двадцать, ближе к сроку. Их глаза в зеркале встречаются, и лицо мулата дёргает гримаса презрительного отвращения. Но дверь снова открывается, и мулат мгновенно скрывается в камере.

— Иди сюда, индеец.

Он идёт на зов, на ходу надевая и застёгивая куртку, и, выйдя из спальни, закладывает руки за спину и опускает глаза. Его работа закончилась, и прямой взгляд не положен.

— Иди сюда.

Вслед за ней он проходит комнату со стеклянными шкафами, спускается по лестнице.

— Стой здесь и жди.

От огня в камине тянет теплом, а из-под тяжёлой двери холодом. Когда она отходит, он достаёт из кармана шапку и зажимает её в кулаке. Мимо него пробегает негр в красной с золотом лакейской куртке и выпаливает на бегу грязное ругательство. Она в глубине зала, далеко от него, стоит спиной к нему и смотрит какие-то бумаги на маленьком столике под лестницей, и, когда лакей бежит обратно, он делает быстрый выпад ногой, подсекая того. Лакей падает, с грохотом роняя поднос со всем содержимым.

— Что такое? — оборачивается она, видит ползающего на четвереньках и собирающего осколки лакея и… начинает смеяться.

— Какой ты неловкий! — наконец говорит она сквозь смех. — Собери всё и убирайся.

Лакей успевает бросить на него ненавидящий взгляд, но сказать что-то не смеет. И тут распахивается входная дверь, и в холл входит надзиратель. Засыпанный снегом, слегка пьяный и очень довольный.

— Добрый день, миледи. Я немного запоздал, ничего?

— Ничего, — кивает она. — Задержка не по моей вине, и я дополнительное время не оплачиваю. Он был готов ещё два часа назад. — У надзирателя вытягивается лицо, но она продолжает. — Но вам я возмещу хлопоты.

Она протягивает надзирателю несколько зелёных бумажек. Надзиратель растерянно кланяется.

— Так я забираю его…

— Да, конечно. Отзыв, — она улыбается, — благожелательный. Он вполне оправдал рекомендации фирмы.

279