— Держи. Отломи кусочек и прямо в рот ему засунь. Пососёт…
— Он не понимает ничего.
— Не узнаёт?
Эркин пожал плечами.
— Когда как. Он там, Фредди. Сможет выйти, вернётся.
— Держи, — повторил Фредди. — И попробуй так. Надо что-то делать. Сумеем его накормить — вытащим.
Эркин кивнул и взял плитку. Начал было надрывать обёртку и поднял на Фредди глаза.
— Только… только не обижайся, Фредди.
— На что?
— Я по-русски говорить буду. Он… он боится… английского.
— Я отойду, — кивнул Фредди и встал. — Сам-то ел?
— Обойдусь, — отмахнулся Эркин, разворачивая плитку.
Фредди сел у костра и оттуда смотрел, как Эркин, осторожно нажимая Андрею на щёки, приоткрывает белые бескровные губы и засовывает в рот маленькие коричневые кусочки.
После третьего кусочка Эркин аккуратно завернул плитку и положил её на мешок-изголовье, ещё раз всмотрелся в лицо Андрея и встал. Подошёл к костру и тяжело сел.
— Хуже не стало, — ответил он на безмолвный вопрос Фредди.
— Уже хорошо, — кивнул Фредди. — Всё-таки поешь. Если и ты свалишься…
Эркин усмехнулся:
— От этого не свалюсь. Ты раньше видел… такое?
— Один раз видел. Парень так там и остался. Не вытащили.
Эркин кивнул, налил себе кофе и стал пить, всё время прислушиваясь к дыханию Андрея.
— Заходил кто?
Эркин мотнул головой.
— Мимо ходили. Русский один, дважды прошёл, но не заглядывал. Так, покосился.
Фредди негромко выругался.
— Носит их…
— На чёрта они собак этих привезли? — спросил Эркин.
— Говорят, минно-розыскные. Мины ищут. А для людей неопасны.
— А собаки это знают? — неожиданно спросил Эркин.
— Что?
— Что они не на людей, — Эркин встал. — Пойду посижу с ним. Вечером…
— Вечером я сам управлюсь, — отмахнулся Фредди. — Ты сам не уйди… туда, где был.
— Пока держусь, — Эркин взмахом головы откинул прядь со лба и подошёл к Андрею, наклонился над ним, заглядывая в лицо, и сел на прежнее место.
Фредди лёг на свою лежанку, прикрыл лицо шляпой. И так неподвижно лежал до вечерней кормёжки. Тогда вскочил на ноги и молча, не глядя ни на кого, ушёл за Огоньком. Когда он вернулся, располовиненный для навьючивания мешок ждал его у входа. Так же молча Фредди навьючил Огонька ушёл к стаду.
И работал он молча, исступлённо. Роб сдержал слово. Худой и какой-то осунувшийся молодой негр молча и очень толково помог Фредди засыпать корм и тут же ушёл. Закончив с бычками, Фредди пошёл к себе.
Уже темнело, и ковбойский посёлок засыпал. Было тихо. Ни песен, ни обычного вечернего гомона, даже за рекой у табуна не пели. Всех напугали собаки. Хорошо хоть, русские не у самого посёлка разместили их, а подальше. Даже лая особо не слышно. Иногда только с ветром долетит.
Под их навесом как всегда горел костёр, булькала в котелке вода, а Эркин, сидя у огня, что-то шил. Поднял глаза на застывшего у входа Фредди, улыбнулся.
Фредди выдохнул сквозь стиснутые зубы и сел к костру.
— Ну?
— Заснул. Ты поешь, как раз поспело
Фредди посмотрел на их лежанку и оторопело заморгал. Мешки лежали по-другому, а Андрея не было.
— Это что за…?
— Я мешок повернул, загородил его. Он там как в тайнике лежит, — Эркин наложил друг на друга обрезанные концы ремня и стал сшивать. — А ложиться буду, отверну. Пусть спит пока.
— Поел он?
— Как темнеть начало, попил горячего. Ну, когда вечернюю пайку дают, ему горло отпустило. Потом я его за навес вывел, и он заснуть смог.
Фредди кивнул. Всё правильно. Он сам после Уорринга долго по тюремному распорядку жил. Но раз начал есть и спать, может, и отойдёт парень. Вернётся.
— Коньяку дал ему?
— Из плоской, что ты принёс? — уточнил Эркин. — Нет.
— Почему?
— Он жжёт сильно.
— Ладно, потом в кофе нальём.
— Я чай заварю, — возразил Эркин.
— А чем поил?
— Мясным отваром. Вон в котелке отдельно.
— Сообразил! — невольно усмехнулся Фредди.
Эркин закончил шить, прислушался.
— Спит. Ты поешь, Фредди. Мяса возьми.
— А ты?
— Я уже ел.
Фредди посмотрел на него. Усталое, осунувшееся за этот день лицо. Ему тоже нелегко пришлось. Лучше уж мешки таскать, с бычками колупаться, чем с таким… ушедшим наедине. Тот парень был им никто, и дружбы особой в той команде не завязалось, и всё равно, всех трясло. А когда тот уже остыл, и они его закопали, всем легче стало. А Эндрю Эркину напарник, это ж покруче родства бывает. И сам… еле держится.
Эркин почувствовал его взгляд, поднял от огня глаза и улыбнулся.
— Достаётся тебе с нами, да?
— Мне ещё ничего, — усмехнулся Фредди. — Да и вам со мной… тоже несладко.
— Какие мы есть, такие и есть. Другими не будем. У каждого свои рубцы, и болят они по-своему. Я собак не боюсь, они меня не рвали ни разу. Я и не видел этого толком. В имении пузырчаткой обходились, порками. В распределителях дубинки, ток ещё… Я и не боюсь. А покажи мне врача или, ну, чего ещё из того, я ж тоже… отрублюсь. Похлеще Андрея.
— А он… видел?
— Его они рвали. Он рассказывал мне. Охранники поспорили, чья собака быстрее. Ну и устроили… бега. Их бежать заставили, а собак в спину пускали. Вот и…
— Хватит, понял уже, — Фредди закурил. — Сюда лая не слышно?
— Нет, ветром сносит.
— Уже легче. Да, ты там, за грузовиком, услышал чего?
— Не понял я ни хрена, — вздохнул Эркин. — Они вроде и не по-русски говорили. Слов много незнакомых.
— Ладно, обойдёмся.
Фредди допил свою кружку и встал.
— Я на боковую.