Аналогичный мир - Страница 430

К оглавлению

430

— Да, на осенний бал не хватит.

— А можно… ну, об осени потом?

— Да-да, сейчас уже наше время, правда? Ну, миссис Присси?

— Конечно, детка. Разумеется, идите танцевать. Это ваше время.

— Яблока хочешь? — она потёрлась щекой о его плечо.

— Давай.

Эркин приподнялся на локтях, но она уже перелезала через него.

— Сейчас принесу. Да, а шоколад?

Он рассмеялся.

— Давай и шоколад.

Она ловко бросила плитку ему на грудь.

— Открывай. Я яблоки обмою.

— У тебя здесь вода?

— В ведре за занавеской.

Да, вон занавеска в углу. Как… в паласной кабине.

— Без душа живёшь?

— С душем мне не по карману. Так. Обтираюсь. Вот выгородила себе.

Эркин развернул обёртку и наломал плитку. Она вышла из-за занавески, на ходу обтирая яблоки белой тряпочкой. Два на тряпочке положила на стол, с двумя подошла к нему и села на край кровати.

— Держи.

— Мг. Шоколад бери.

— Ага. Хорошо.

Под яблоки легко умяли полплитки. Хотелось ещё, но он протянул ей остаток.

— Убери на утро.

— Не устал, значит? — лукаво улыбнулась она, вставая.

— А с чего тут уставать? — засмеялся Эркин. — Тяжело, когда один работаешь и о токе думаешь, а тут…

— Верно.

Она положила шоколад на стол, аккуратно завернув в обёртку, и потянулась, сцепив руки на затылке. Оглянулась на него через плечо. Эркин улыбнулся:

— Хороша, хороша.

— То-то.

Эркин попробовал тоже потянуться, но кровать оказалась коротка, и он встал. Как и она, сцепил пальцы на затылке и потянулся, выгибаясь. Она засмеялась:

— И ты… хорош.

— Мг, — Эркин быстро прогнал по телу волну, напрягая и расслабляя мышцы, посмотрел на неё. — Стоя хочешь?

— Давай, — легко согласилась она, подходя к нему. — Слушай, но как же ты в двадцать пять… Может, будет только?

— Нет, есть. Двадцать пять полных.

Она привстала на цыпочки, давая ему войти, и плотно опустилась на всю ступню.

— Есть, держу.

— Бью.

— Ага. Ох, как ты…

— Отвыкла, что ли?

— Да ни хрена эти беляки не умеют. Только разгорячишь, так он уже спит. Ага, ну…

— Торопишься? Давай побыстрее, раз спешишь. За плечи держись, я тебя сам подсажу.

Крепко сжав её талию, Эркин приподнимал её над полом и с силой опускал вниз, приседая и вставая, чтобы усилить встречный удар. Она, держась за его плечи так, чтобы большими пальцами нажимать ему на ключицы в нужных местах, пружинила ногами, помогая его толчкам. Оба молчали, чтобы не сбивать дыхание. Только резкие выдохи сквозь стиснутые зубы да изредка её тихий всхлипывающий стон…

… она обхватила руками его за шею и стояла, прижавшись щекой к его груди, он обеими руками придерживал её за ягодицы. Оба дышали медленно, восстанавливая дыхание. Наконец она тихо рассмеялась и расслабила внутренние мышцы, давая ему выйти.

— Ну и силён ты! Слушай, а чего ж тогда треплют, что в двадцать пять всё, выработан срок и ни на что не годен?

Эркин рассмеялся.

— Треплют, что мы на всех без разбору кидаемся, лишь бы трахнуться. Ну и что?

— Тоже верно.

Она откинула голову, рассматривая его грудь, потрогала соски.

— Смотрю, бедовый был. Тока много получил.

— Хватило. У тебя вон тоже… осталось.

— На всех не угодишь, сам знаешь. Полежим?

Он пожал плечами.

— Давай лёжа, — и улыбнулся. — Не придавлю тебя?

— Я твёрдая, — рассмеялась она. — А боишься, так давай я сверху, или на боку.

— Покатаемся.

— Ага, чтоб за раз уж всё, — она высвободилась из его объятий, оглядела постель, деловито расправила смятую простыню, поправила подушки и скатанное валиком одеяло в ногах. — Такие… стеснительные есть. Им обязательно под одеялом надо.

— А может, мёрзнут?

— Так не зима же. От окна не тянет, кровать высокая, да и я горячу… и чего так? Ну, давай.

— Хочешь всю программу за ночь? — Эркин лёг, поёрзал лопатками, чтобы было удобнее, и и медленно напряг мышцы, выгнулся в пояснице. — Садись, поехали.

— Ой, в лошадки, давай, конечно, — обрадовалась она, — и подщекочу тебя. Так? Поехали, поехали! Ох, здорово!

— Тебе-то самой сколько?

— Двадцать полных. Ложусь.

— Назад откинься, потереблю тебя.

— Ага, ох, хорошо-о-о…

Она медленно села, положила руки ему на грудь, мягко оперлась, собираясь опускаться на него. Эркин высвободил правую руку и подставил обе ладони под её груди. И рассмеялся.

— Ты чего? — удивилась она.

— Да смотри. Всегда мои руки темнее были. Даже странное.

Она недоумевающее посмотрела на него, потом оглядела свои руки на его груди и засмеялась.

— И впрямь. Смотри, ну, почти одного цвета.

— Это я на выпасе без рубашки ходил, загорел.

— Ну, — смеялась она, — ну, такого у меня точно с питомника не было. Помнишь, когда учились только?

— Конечно, помню. А что, я первый цветной у тебя?

— Да нет, случалось зимой, да я их не рассматривала. Ну, ложусь.

— Давай.

Она распласталась на нём, поцеловала в шею, в углы рта. Он обхватил её за спину, поглаживая, нажимая на точки. Она тёрлась об него, мягко заваливаясь набок. Ну, набок — так набок. Покатаемся.

Бал угасал и расползался. Закрылись киоски, ушли музыканты, уехали грузовики и радиоавтобус. Злые языки потом говорили, что несколько парочек так и проснулись в гараже комендатуры и никак не могли понять, как там очутились, но это, конечно, сплетни и выдумка, конечно, кузова и кабины проверили перед отъездом, а если русские кого и прихватили с собой, то… ну, брехня, конечно. Догорали костры, вокруг некоторых ещё топтались самые упрямые танцоры под собственное пение.

430