— Ах, — застонали девушки в преувеличенном восторге, — Перри, вы неотразимы!
— Вошебницы! — возопил Перри, воздевая руки к потолку, — Бал будет необыкновенным!
— Благодаря вашему участию, — рассмеялась Женя.
— Благодарю, но не принимаю. Бал делают дамы, — и Перри бросился целовать щёчки и ручки.
Идя домой, Женя ловила себя на том, что она то и дело тихо смеётся. Совсем с ума сошла — счастливо вздохнула она, открывая калитку. Интересно, Эркин дома? Задвинуть засовы? А если он ещё не пришёл, тогда ему придется стучать… И Женя оставила двери как были. Вообще-то надо будет заказать ключи, чтобы у него были свои. А то такую канитель приходится устраивать, а если он уходит позже неё, то двери весь день не заперты, правда, Алиса уже не маленькая, но всё-таки…
Эркин был дома. Увидев Женю, он сразу встал и, прежде чем она успела что-то сказать, пошёл вниз, бросив на ходу.
— Пойду, закрою всё.
Алиса сонно доложила о своих дневных событиях и заснула на половине фразы. Женя раздела её и уложила в постель.
— Говорила, не ляжет без тебя, — сказал за её спиной вернувшийся со двора Эркин.
— Шлёпнул бы разок и всё, — рассмеялась Женя на его виноватый тон.
Но он не рассмеялся в ответ, а лицо его на секунду приняло угрюмое выражение.
— Ну ладно, это не страшно. Ели?
— Да. Я оставил на плите.
Господи, какое же это счастье: прийти домой и получить сразу чашку горячего чая, и не надо растапливать плиту и ждать, пока чайник вскипит. Пока Эркин ходил за чайником, Женя быстро переоделась и выложила на стол сладости.
— И себе наливай, — скомандовала она. — Смотри, что я купила.
Эркин осторожно повертел прозрачный пакетик с белым медвежонком.
— Что это?
— Сладкие куклы. Из цветного сахара.
— Никогда не видел.
— Я тоже сегодня впервые увидела. Одну тебе, одну мне…
— А мне?
Алиса уже вылезла из кровати и громоздилась на своё место.
— Ты же спала?! — изумилась Женя.
— Ага, — согласилась Алиса. — А они сладкие?
— Завтра, — сердито сказала Женя, стаскивая дочку со стула. — Всё завтра! Спи, — и повернулась к Эркину. — Придётся на кухне чай пить. Здесь ведь не даст.
Алиса хныкнула пару раз, и её пришлось успокоить, что кукол оставят на завтра и она сама себе отберёт кого захочет. Она заснула уже окончательно, и Женя с Эркином сели пить чай.
— Ох, как хорошо! — Женя поставила чашку на стол и посмотрела на Эркина.
Он сидел, чуть сгорбившись и обхватив ладонями свою чашку. Почувствовав взгляд Жени, поднял голову и улыбнулся.
— Ну, как ты? — спросила Женя.
— Хорошо, — он смотрел на неё и улыбался какой-то тихой задумчивой улыбкой. — Мне очень хорошо, Женя. Я… ну мне никогда так хорошо не было. Я… я не знаю, как сказать. Я иногда думаю, за что мне так повезло, не знаю.
— Везёт не за что-то, — улыбнулась Женя. — Везёт просто так.
Он кивнул и спросил.
— У тебя был хороший день сегодня?
— Да. Устала, конечно, но всё равно хороший. А у тебя?
— Тоже. Заплатили деньгами. Это же лучше, чем еда, правда?
— Конечно, — удивилась его вопросу Женя.
— Да, а многие, — его улыбка стала насмешливой, — многие предпочитают еду. Говорят, покупать дороже.
— А одеваться как же? И всё остальное, жильё там…
— Они об этом не думают. И лето идёт, тепло уже.
— Но за летом осень будет.
— Они знают. Но, — он досадливо свёл на мгновение брови. — Раб не думает наперёд. Рабу надо быть сытым. И не битым. Остальное неважно.
— Так они же не рабы, — Женя не понимала его волнения.
Эркин хмыкнул.
— Справки у всех есть, да толку-то что. Я сегодня к ватаге одной подвалил. Чего-то там грузили. Сначала с машин в склад, потом со склада в машины. Шофёр заорёт, так у меня со страху… спина мокрая. Знаю, что не ударит, а всё равно боюсь. Ладно, — он мотнул головой, словно муху отгонял. — Я деньги на комод положил.
— Спасибо.
— Не за что, — старательно выговорил он по-русски и засмеялся её удивлению. — Андрей русский, от него перенял.
Женя встала, собирая посуду. Эркин залпом допил и отдал ей чашку, но не остался сидеть, а пошёл следом и стоял, глядя, как она моет посуду.
— Эркин, а ты знаешь про Бал? — вдруг спросила она.
— Рынок всё знает, — усмехнулся Эркин. — Цветочный ряд вдвое длиннее стал. Я уходил, а ещё подвозили.
— А где будет Бал, ты тоже знаешь?
— Тоже знаю. В бывшем доме… нет, в доме бывшего… — он засмеялся и махнул рукой, — словом, бывший дом бывшего хозяина бывших рабов. Большой белый с колоннами на Главной улице, так?
— Так, — засмеялась Женя, — а откуда ты это знаешь?
— Я туда завтра иду. Там ремонт, и нужны подсобники.
— С Андреем?
— Да.
Женя ополоснула тарелки и вылила грязную воду в лохань.
— Я тоже туда иду, — наконец сказала она. — На Бал.
Эркин молчал, и она обернулась. Он смотрел на неё и спокойно ждал продолжения, но она молчала, и тогда он спросил сам.
— Ты рада, что идёшь туда?
— Да! — вырвалось у неё. — Я очень хочу на Бал.
Эркин улыбнулся.
— Тогда хорошо. Конечно, иди.
Женя подошла к нему и положила руки ему на плечи. Он, не отводя от неё глаз, накрыл её ладони своими. Женя засмеялась.
— Ох, Эркин, я так рада, правда.
— Ну, так и я рад, — беззвучно шевельнул губами Эркин.
И потом, уже ночью, он долго лежал без сна, слушая дыхание Жени и Алисы. Женя говорила о бале. Нет, это хорошо, что она идёт туда. Вот только… он ведь и сегодня там работал. Разбирали всякий мусор, расчищали парадные залы и лестницу. Работа была несложной, заплатили хорошо, наняли на завтра, а его и сейчас трясёт. Когда в одной из комнат из-под обломков штукатурки и другого мусора показался жёлтый паркет, его и затрясло. Такой пол был в имении. На таком паркете он лежал в тот первый день, когда от боли темнело в глазах и мутился разум. И в Паласах такой же, и в распределителях, питомниках, в сортировочных залах такой же, он помнит. Там его отобрали в спальники. Трижды он проходил этот отбор. И помнит. Медово жёлтые, плотно пригнанные друг к другу дощечки. Он сам не ждал, что с ним такое будет, что его опять обдаст холодной волной страха, бессильной ненависти и отчаяния. Если бы не Андрей он бы всё бросил, плюнул на деньги и ушёл. Но увидел такую же ненависть в глазах Андрея, услышал его хриплый шёпот, выплёвывающий чудовищные, неслыханные им раньше ругательства. И остался. Они чистили эти залы яростно, как в драке. Белые ремонтники не заметили ничего, да и работали они в разных залах. Они уходили, ремонтники начинали свою работу. И завтра им убирать за ремонтниками. На улице они, не считая, спрятали деньги и, не сговариваясь, пошли на станцию и там подвалили к первой попавшейся ватаге, чтобы забить напряжением рвущихся жил, перехваченным на рывке дыханием, рухнувшей на плечи тяжестью и страшной усталостью, от которой темнеет мир вокруг, забить пережитое, чтобы не стало его, будто и не было.