— Лишь бы не лезли, а мне на них… накласть с присвистом и перебором.
Ближе к полдню в ворота стали заглядывать ищущие работы. Но дальше ворот не шли. Эркин или Андрей, не отрываясь от работы, коротко освистывали их, давая сигнал "занято".
— Долго спят, — хохотнул Андрей. — Они б до вечера чухались.
Бегала, суетилась нарядная ребятня. Алиса держалась у дома. Эркин краем глаза заметил, что она только раз немного поиграла в мяч с какими-то девчонками и ушла к своему крыльцу. Эркин глубоко всадил топор, поднял вместе с чурбаком и, крутанув в воздухе, ударил о землю обухом. Поленья брызнули в стороны.
— Пора бы и пожрать.
— Засуетились бабы. Как раз сарай кончим.
Эркин затворял дверь очередного заполненного сарая, когда к ним подбежала и остановилась в двух шагах девочка лет двенадцати с туго заплетёнными тёмно-жёлтыми косичками.
— Идите есть.
Андрей рукавом вытер лоб и выпрямился. Кивнул.
— Умоемся только.
— Хорошо, — девочка смотрела на Андрея с чуть заметной настороженностью. Глядеть на Эркина она избегала. — Вот наш дом. Пройдёте сбоку. На кухню.
И убежала.
— Пошли к колонке, — Эркин собрал инструмент и уложил так, чтоб было видно: место занято. Да и вроде искателям уже кончилось время.
— О мыле не уговаривались, — хмыкнул Андрей.
— Уговор дороже денег, — хохотнул ответно Эркин.
У колонки они умылись. На станции, где так вышло, что есть все уходили в один закуток, подальше от белых глаз, у крана бывало шумно. Толкались, не всерьёз топили друг друга. Но здесь, под взглядами белых, они молча смыли с рук и лиц пот да Эркин на мгновение подставил под тугую струю спину. Пока ходил за рубашкой — не сидеть же на белой кухне полуголым, может и плохо обернуться, — пока шёл к указанному дому, всё высохло.
Кухня сияла чистотой и пустынностью — все дверцы плотно закрыты, плита и столы пусты. Только то, что приготовлено для них. Две большие кружки с горячим кофе, два стакана молока, большое блюдо с сэндвичами. Сэндвичи все разные, но четко по парам. И по три куска сахара каждому.
— Ну, будем жить! — Андрей шумно вдохнул запахи и засмеялся.
— Живём, — засмеялся и Эркин.
— И молоко, и кофе. Не скупятся.
Андрей с наслаждением залпом выпил холодное молоко и как после выпивки ухватил верхний сэндвич. Эркин не спеша прикончил свой стакан, чувствуя, как расходится по телу волна приятного холода. Взял сэндвич.
— Не скупо, — согласился с Андреем.
— Смотри, — Андрей вертел в руках сложенные попарно ломти чёрного хлеба с прослойкой творога. — Ах ты, чтоб тебя…
— Чего? — поднял на него глаза Эркин. Творог Женя купила вчера, испортиться он не мог.
— Тут русские есть, — объяснил с набитым ртом Андрей. Быстро оглядел оставшиеся сэндвичи и уточнил, — одна русская. Больше чёрного хлеба нет.
— А что, — осторожно спросил Эркин, — чёрный хлеб только русские едят?
— Из белых да, — убежденно ответил Андрей.
— Нам в имении тёмный, почти чёрный давали, — возразил Эркин. — Его и звали рабским хлебом. Может, и здесь нам специально положили.
— Нет, — замотал головой Андрей, — рабский я знаю. Он тёмный, но не чёрный, это другой хлеб, не совсем как тот, но чёрный. И они нескупые. Смотри, и намазано щедро, и ломти толстые. Нет, есть здесь русская. Точно. Помяни мое слово, есть.
Эркин равнодушно пожал плечами, взял сахар и кружку.
— Есть так есть.
Андрей усмехнулся, сунул сахар за щеку.
— Тоже верно.
Если кто за дверью в напряженной тишине дома и пытался подслушать их, то ничего не услышал, кроме этих коротких невнятных смешков. За едой как за работой, они говорили тихо. Не потому что боялись, а просто срабатывала привычка.
— Спасибо хозяйкам, — громко сказал, вставая, Андрей.
— Спасибо, мэм, — повторил за ним Эркин.
Они вышли, специально громко притворив дверь, чтобы их уход был слышен, и не спеша пошли к сараям. Эркин на ходу расстёгивал и снимал рубашку, такая жара была на улице. Жара тем более нестерпимая после кухонной прохлады.
— Фу, как покормили, так и поработаем.
— Мг.
Эркин пошатал козлы, проверяя, крепко ли стоят, и, крякнув, взвалил очередное бревно.
— Пошёл?
— Пошёл.
Но они не успели начать.
— Подождите, — к ним торопливо шла, почти бежала молодая женщина.
Андрей выпрямился.
— Что случилось, мэм?
— Они… — она тяжело дышала, — ну, как вы делаете, они слишком длинные, не влезают. У меня маленькая печка. Это мои дрова. Сделайте покороче, пожалуйста.
Андрей досадливо пнул чурбак.
— Сходи ты, посмотри, что там за печка.
— Иди сам, — угрюмо буркнул Эркин.
Андрей удивлённо заморгал.
— Ты чего?
— Ничего, — Эркин резко выпрямился и встал лицом к лицу с Андреем. И тихо, но с такой силой, что у Андрея натянулась кожа на скулах, сказал. — Я не пойду, понял? Я ещё жить хочу!
— Тебе что, голову напекло?
— Ты белый. Тебя, если что, побьют, и ты отобьёшься. А я… я не пойду.
— Та-ак, — начал соображать Андрей. — А ч-чёрт, я и не подумал.
Женщина недоумённо и чуть ли не со страхом смотрела на них. Андрей повернулся к ней.
— Мэм, вы бы лучинкой измерили, а мы по мерке сделаем.
Эркин перевёл дыхание.
— Но, — растерянно сказала женщина, — я не знаю, что там измерять.
— Мэм, — Андрей был сама любезность. — Вот смотрите. Берете лучинку. Отщипни ей, — бросил он Эркину.
Эркин перехватил топор и отщипнул длинную тонкую лучину, дал Андрею.
— Вот, мэм, — Андрей протянул ей лучинку. — Вы закладываете её в топку, отламываете лишнее, а то, что осталось, приносите нам, и мы вам пилим по этой мерке. Пожалуйста, мэм. Мы подождём, мэм.