Женя представила, как будет слушать её чтение Эркин, ведь к его возвращению они ещё не кончат книгу. А закончат, начнут сначала. И опять Алиса будет пересказывать Эркину прочитанное, переделывая и добавляя от себя. Она как-то слышала, во что Алиса превратила "трёх поросят", пользуясь тем, что Эркин не знает подлинника. Красочное, полное деталей и невероятно запутанное повествование, в котором большую часть занимало описание пира после победы над волком, было им выслушано с неослабным вниманием и явно принято на веру.
Женя быстро привычно тёрла, полоскала, отжимала и улыбалась. И будто… только обернись к плите, и она увидит его, сидящим на корточках у топки и бесстрашно голой рукой подправляющего горящие поленья, и он обернётся на её взгляд и улыбнётся своей такой особенной улыбкой, и красные отсветы на его плечах и лице…
Женя вздохнула, отжимая платьице Алисы. Ну, ничего, осталось меньше, чем прошло. Два месяца. Остался один месяц. Как-нибудь. И хорошо, что она избавилась от Гуго. Трус — не трус, какое ей дело до его переживаний? Пусть едет, куда хочет, ей-то что? Без его тоскующего влюблённого взгляда будет только легче. Ничто не будет мешать той холодной спокойной ненависти, без которой она теперь не мыслит конторы. И чем тщательнее она скрывала её под улыбками и шутливой болтовнёй, тем сильнее та разгоралась. А Гуго мешал ей. Теперь помехи нет.
Женя оглядела кухню. Поправила развешенное бельё. До утра Алискино всё высохнет. Ну что ж, можно идти спать. И перед сном немного подумать об Эркине. И помечтать о возможном. И о несбыточном.
* * *
1992; 17.11.2010
Сухой, но уже не жаркий несильный ветер закручивал пыль и мусор в крохотные смерчи. Джонатан Бредли, стоя на крыльце салуна, оглядел пустынную площадь и улыбнулся. Отсутствие информации — тоже информация. Слова Нэтти о том, что его маршрут кому-то известен, оказались, как и подозревал Джонатан, блефом. Нэтти вёз на себе слишком много и слишком боялся, чтобы кого-то извещать о себе. Можно возвращаться. А завтра начнётся Большой Перегон… он не додумал до конца.
— Бредли! Привет!
— О! Привет, Джерри! Рад тебя видеть.
Радушие, с которым Джонатан приветствовал плотного, и от того кажущегося коренастым высокого мужчину со звездой шерифа на груди, было вполне искренним.
— По стаканчику, Бредли?
— Кто ж от такого отказывается, — улыбнулся Джонатан.
— Идёт. И зови своего ковбоя, хватит ему у коновязи пыль глотать.
— Фредди, — Джонатан призывно махнул рукой.
Фредди, куривший у коновязи, не спеша, чуть вразвалку подошёл к ним. Поздоровался с шерифом молчаливым кивком.
— Самое время по глоточку, парни. Вперёд!
Втроём они вошли в салун и заняли угловой столик. Вертлявый тёмнокожий подросток метнулся было к ним, но тут же исчез: шерифа решил обслужить хозяин.
— Как обычно, Джерри?
— Ты ещё спрашиваешь, старина! — громыхнул Джерри. — Пыль, сушь. Для начала промочим горло.
Промочив горло мощным глотком неразбавленного виски, Джерри приветствовал ещё пару знакомых и приготовился начать разговор. Джонатан решил помочь.
— Как дела, Джерри?
— Кипят и булькают, Бредли. Такого бардака давно не было. Трупов навалом, а большой перегон ещё не начался. А тут ещё русские, — Джерри вздохнул и глотнул, явно ожидая вопроса.
Джонатан подыграл.
— И чего русские?
— Лезут во все дырки, задают идиотские вопросы и добавляют работы.
— Они победители, — сочувственно вздохнул Джонатан.
— Ну, и пусть радуются! А я тут при чём?! Ну, с какой стати, если один черномазый прирезал другого черномазого, мне влезать в это? Одним черномазым меньше, и слава богу! Но им же до всего, и нет ли тут расизма, видите ли?! После Дня Империи совсем озверели!
— Ну, так и пошумели на День Империи, — улыбнулся Джонатан.
— А ну их и с Днём, и с Империей! — Джерри замысловато выругался. — А вот возьми твоё дело, это что такое?
— У меня есть дело? — удивился Джонатан.
— Ну, не совсем твоё, конечно, но тебя касается. Касалось. И не только тебя.
— Ну, зацепил, — засмеялся Джонатан. — Давай, Джерри, не томи.
Фредди равнодушно курил, безучастно разглядывая плывущий к потолку сигаретный дым.
— Слушай, конечно. Тебя касалось, так слушай. Заявляется сюда, когда, недели так две, а может, и больше прошло, этакий столичный прыщ под ковбоя и начинает шебаршиться. Я его беру за манишку и прошу объяснить, что ему у нас надо. Он виляет и вкручивает мне, что интересуется скотом. Ищет работу. При стаде на перегон. А из него ковбой, как из меня монах.
Джерри гулко захохотал. Джонатан его поддержал, и даже Фредди молча улыбнулся шутке. Нрав Джерри и его подвиги по части выпивки, женщин и стрельбы были хорошо известны всей округе. Ободрённый пониманием, Джерри продолжил.
— Ну, я поржал, но работа — святое дело, и если человек хочет честно работать, я всегда ему помогу. Я ему и назвал Майера, Перкинса, Стаута, ну, кто у нас держит стада на откорме, ну, и тебя, конечно.
— Резонно, — кивнул Джонатан.
— Он поблагодарил, — Джерри подмигнул Джонатану, — и исчез. Как я понимаю, то ли нанялся к кому из вас, то ли дальше подался место искать. Я и думать о нём забыл. И тут появляется русский, Ник, а фамилию я и под пулей не выговорю. Он ещё с индейцами по резервациям ездил, уговаривал переселяться. Видел, наверное. А не видел, так ничего не потерял. Так вот, — Джерри со вкусом отхлебнул, — показывает он мне фотографию этого типа и берёт меня вот так, — Джерри потряс крепко сжатым кулаком и выругался. — Не видел ли я такого, и где он теперь. А на фотографии тип этот в таком виде… — Джерри понизил голос, но тут же махнул рукой. — А ни хрена, всё равно, уже все увидели. Он мне оставил фотографию. Для опознания. Смотрите.